Лапушка в его руках смотрелся дико и совершенно неправильно.
Я опустила глаза:
– Это просто игрушка. Проект.
– Молчать!
Мы с Викторией едва не подпрыгнули от неожиданности, и даже урхин с соптимусами затихли.
– Мисс Стоун, за мной. В ректорат. Немедленно.
– Нет! Пожалуйста! – Виктория молитвенно сложила руки, сделала ангельское личико и запричитала:
– Кукла совсем безобидная, она призвана лишь обратить ваше внимание на меня. Ничего более. Так ведь я и того не добилась, как ни старалась.
– Ты едва не сделала меня инвалидом, – ровным спокойным голосом сказал Фенир. – Поэтому…
– Но я не знала! – Стоун резко повернулась ко мне и обвиняюще бросила: – Почему ты мне не сказала? Я бы все прекратила в тот же миг!
Повисла тишина.
От шока я не могла вымолвить и слова. Вики решила нагло перекинуть на меня вину за свою игру в куклы и магию! И это после того, как я поверила в возможность дружбы с ведьмой.
– К ректору, – неумолимо сообщил Фенир Виктории. – Немедленно. А вы, мисс Чарльстон, можете быть свободны. От должности лаборанта, я имею в виду. Урхин, за мной.
Фенир вышел, удерживая в руках Лапушку и придержав дверь для урхина с Викторией.
А я… Я так и стояла столбом посреди комнаты, не понимая, как докатилась до жизни такой и что дальше делать.
Итак, меня уволили.
А Стоун повели к ректору, что могло означать угрозу отчисления из академии. И да, я знала о проблемах Фенира с ногами, но молчала. Почему? Потому что не отдавала себе отчет в серьезности ситуации. А еще не хотела сдавать подругу.
– Какая же я дура! – пожаловалась вслух и тут же подпрыгнула, потому что соптимусы сзади согласно зашипели.
В следующие пять минут я бегала по комнате, одеваясь, а после выбежала прочь, чуть не забыв запереть дверь.
Мне нужно было попасть в ректорат и поговорить с магистром. Я чувствовала некую жизненно важную необходимость объясниться, бежала вперед и мысленно выстраивала монолог, где признавала свою вину в ущерб гордости. Но, немного не достигнув нужной цели, я резко остановилась, понимая, что на подходе очередное видение. Во рту пересохло, а в глазах зарябило, но я все еще могла двигаться.