Все присутствующие дружно склонились над листком.
– Да, лучше бы ты принес нам фотографию, – проворчал Влад, пытаясь рассмотреть изображенного на гравюре мужика. Ничего особенного и инфернального в местном аналоге князя Цепеша не было. Худое лицо, неприветливый взгляд из под тяжелых век, длинный, чуть с горбинкой нос и аккуратная бородка. Одет Себастьян Гуано был богато и явно не по русским традициям. Наверное, следовал заветам европейской моды.
– А вот так выглядел дом в семнадцатом веке, – Эйнштейн придвинул к ним еще один листок.
По большому счету, нынешний дом ничем не отличался от своего прототипа.
– План дома Себастьян рисовал сам и требовал от строителей неукоснительного следования его идее, наверно, хотел воссоздать в этом дремучем крае уголок собственного мира.
– Жутковатый у него был мир, – поежилась Савельева.
– Тогда время такое было, – вступился за предка Жуан.
– Да, мы в курсе. Варвара нас вчера просветила насчет того времени. – Влад отложил гравюру в сторону, посмотрел на Эйнштейна: – Ну, есть у тебя еще какие нибудь веселые картинки?
– Вот супруга Себастьяна, боярская дочь Маланья, – с очередной ксерокопии Владу улыбалась круглолицая и, по всему видать, пышнотелая девица.
– А наш заморский гость любил фотографии, – усмехнулся он.
– Да, любил – для этих целей у него даже имелся личный художник, мальчишка из местных крестьян, самородок. Говорят, талантливый был шельмец.
– Кто говорит? – усмехнулся Влад.
– Современники говорят. То есть говорили.
– Сейчас ты нам, наверное, покажешь целый выводок гуановских отпрысков? – предположил Влад.
– Нет, я вам покажу что то куда более интересное. – Эйнштейн выдержал драматическую паузу и продолжил: – У Себастьяна Гуано была любовница, некая девица, которую он привез с собой из чужих земель. Не то испанка, не то цыганка. В общем, не православных кровей барышня. Как ее звали на самом деле, никто не знал. Себастьян велел называть ее Барбарой. Девица была красоты неописуемой, но язычница. В церковь не ходила, одежи носила непотребные, а вместо нательного креста какое то бесовское украшение. Местных не то чтобы боялась, но сторонилась. За три года, что прожила в здешних краях, научилась говорить по русски, но православия так и не приняла. Зато родила Себастьяну сына, байстрюка, одним словом.
– Ладно, Эйнштейн, заинтриговал. Показывай нам эту заморскую красавицу.
– Прошу! – Эйнштейн выложил на стол еще одну ксерокопию.
На сей раз картинка была цветной. С нее задумчиво и немного грустно смотрела девушка. Волосы черные, как смоль, глаза зеленые, скулы высокие…
Влад отложил листок, изумленно глянул на Савельеву. Если не принимать во внимание незначительные отличия, она была почти полной копией незнакомки с портрета. Мало того, шею Барбары украшал точно такой же медальон, как у Варьки. А на коленях девушки дремала черная кошка…
– Ну, как вам картинка? – поинтересовался Эйнштейн. – Ничего необычного не находите?