Химическая свадьба

Доктор нашел потайную дверь и отпер ее. На еще одном столе лежал прикованный цепями мужчина, нагой, бледный и неподвижный. Мисс Темпл вскрикнула. Кардинал Чань резко открыл глаза.

Глава 2

Лазарь

Когда он очнулся, все изменилось. Мгновение назад кардинал Чань лежал лицом вниз в лесу, истекая кровью, умирая… а в следующий момент – он не предполагал, что такое может произойти, – оказался прикован к столу. Он догадывался об этом, ощущая железо, впившееся в грудь, талию, руки и ноги. Грубые доски царапали спину и ягодицы. Чань был нагим и ничего не видел.

Он попытался заговорить – голос прозвучал странно, и он понял, что голова закована в металл. Чань нащупал языком прямоугольное отверстие, но оно было закрыто. Его внутренний край был покрыт какой-то коркой… клеем? Похоже, кто-то помогал ему выжить.

Он прогнул спину и ощутил острую боль. Цепи прочно держали… но где находится источник боли? Рана на спине должна была его убить: каким образом она так быстро зажила?

Сколько времени прошло? Как он выжил?

Он попробовал немного двигаться, чувствительность в конечностях вернулась, но та область, где была рана, оставалась онемевшей. Чань повернул голову – край шлема впился в его шею.

Кардинал вздрогнул, почувствовав, как кто-то дружелюбно похлопал его по животу. Он натянул цепи и потребовал освободить его. Собственные слова чуть не оглушили его, но потом пластинка, закрывавшая его рот, открылась. В отверстие пропихнули влажную вату, и он почувствовал запах эфира.

Когда Чань снова проснулся, оказалось, что он лежит на животе, шея была неудобно вывернута из-за шлема, и что-то острое исследовало его спину. Он лежал неподвижно, пытаясь скрыть, что пришел в сознание, но вот позвоночник пронзила острая боль, и Чань громко застонал. Задвижку, закрывавшую рот, снова открыли, и он получил новую дозу эфира.

Кардинал просыпался и опять засыпал, это продолжалось бесконечно. Он все время чувствовал прикосновение чьих-то рук, за ним постоянно наблюдали. Как долго пленник здесь пробыл? Его существование не имело смысла. Сделал ли он что-то дурное? Кардинал не помнил. Или, может быть, он умер и находился в аду?

Чань связывал подобные мысли с пережитыми химическими кошмарами и старался сосредоточиться каждый раз, когда приходил в сознание, вспоминая потерянный им мир… свои комнаты, русские бани, библиотеку и опиумный притон. Он не мог не отметить с иронией: неужели он наконец обрел забвение, к которому стремился годами?

А Селеста? Чань вспомнил с досадой их последние минуты в лесу. Как глупо было с ее стороны поцеловать его, а он оказался еще большим дураком, когда ответил на поцелуй. О чем думал кардинал – овладеть ею прямо там, в папоротниках? И что потом? Чань мог себе представить всю нелепость – нет, это слишком слабое определение для последствий столь бессовестного поступка: подавленность, чувство вины, оцепенение. На его совести и так было немало всего. Чань надеялся, что она убежала от графини, нашла Свенсона и сумела ускользнуть. Он провел языком по губам, вспоминая неожиданную мягкость ее губ. И ее желание. Как мужчина, чьим основным интимным опытом было общение с проститутками, Чань знал, что именно страстное желание, проявленное Селестой, как гвоздь пронзило его разум. Но теперь рассудок к нему вернулся. Чань попытался представить, как они вместе гуляют по улице. Даже если бы он хотел этого, что вряд ли, то девушке этого мира, какой бы доступной она ни была, представление о совместном развлечении покажется совершенно абсурдным – все равно что сажать кукурузу в снег.

Он очнулся и крепко зажмурился, чтобы защититься от слепившего света. Шлем сняли. Чань скосил глаза и увидел его на стене: кованая бронза с двумя круглыми стеклянными пластинами, закрывавшими глаза и похожими на сенсоры насекомого, – сейчас они были черными и непрозрачными. Все отверстия также сейчас были закрыты. Шлем, созданный для того, чтобы защищать от расплавленной синей глины.

Он был пленником графа д’Орканца, чей извращенный ум теперь жил в теле Роберта Вандаариффа. Кого же еще? Остальные были мертвы. Чань сделал все возможное, чтобы убить графа, и не сумел. У него мурашки побежали по коже. Вдруг его оставили в живых, только чтобы отомстить?

Откуда-то из-за слепящего сияния донесся тихий хихикающий голос:

– Вы так долго не видели света, что могли превратиться в крота.

Чань моргнул и разглядел мягкое кресло. В нем сидел, одетый в деловой костюм, поверх которого был клеенчатый фартук, Роберт Вандаарифф.

– Вы под моей защитой.

Вандаарифф оперся на тонкую черную трость, встал и подошел к столу. Он ступал неуверенно, и, когда вышел на свет, оказалось, что лицо его испещрено морщинами.