– Чуть дольше мне пришлось повозиться с вашим русским, тульским штуцером. В нём мне пришлось поменять всю его деревянную часть разбитого приклада с ложем. Потом ещё было нужно напаять мушку на ствол и сделать крепление под кинжальный штык, который я приспособил сюда с австрийского штуцера. Да, ещё я укоротил фузейный шомпол и переделал его головку под диаметр ствола, и теперь он совершенно органично вставляется под крепление ложа. Вот вам и история рождения этого второго штуцера. Ну и всех больше мне трудностей доставил тот последний штуцер, что мне пришлось собирать из имеющихся трёх австрийских. У каждого из них были существенные поломки и дефекты, так что пришлось хорошо поломать голову, как же всё здесь можно уладить. Ну и вот что в итоге у меня вышло, – и мастер с любовью погладил массивный нарезной ствол и тёмное ложе укороченной винтовки. – Подержите-ка его в руках, Алексей!
Лёшка взял на руки «австрийца», открыл крышку замка, затем взвёл и щёлкнул курком, наблюдая, как его кремень выбивает искры об огниво. Оглядел глубокие нарезы массивного винтовального ствола. Всё в нём было исправно и надёжно отремонтировано.
– Не сомневайтесь, я всё здесь тщательно собрал и уже десятки раз все их проверил. Теперь эти штуцера даже ещё надёжнее будут работать, чем при самом выходе из оружейной фабрики. Это я вам, Алексей, гарантирую как знающий своё дело человек, – произнёс мастер, выкладывая на стол длинный клиновидный штык-тесак. – А это для самого последнего штуцера. Австрийцы в последнюю четверть века столь впечатлились эффективностью штыкового боя, что на все свои штуцера вот такие вот огромные тесаки ладят. Я уж не знаю, есть ли вообще в этом всём смысл, но пусть уж у него будет родной. Тем более что тут все заводские крепления на своём месте и находятся в исправности.
– Дедушка, ваш кофе, и я ещё своё печенье вам принесла, – и Анхен поставила поднос на стол прямо перед мужчинами. Она явно хотела остаться в комнате, но дед так строго зыркнул на девушку, что та покраснела и быстро упорхнула, не рискуя более задерживаться.
– Братца позови сюда, пусть заглянет к нам через минут десять, как только мы кофе попьём, – крикнул ей вслед Отто и показал Алексею на стол, – Присаживайтесь, Алексей, внучка печёт прекрасное печенье с корицей, отведайте их как мой гость. Хорошая из неё жена будет, вот уже несколько лет она за главную хозяйку в доме и стряпня, и уборка, да и вся домовая работа теперь на её плечах лежит. Где бы вот только мужа хорошего для девицы найти. Думаю, этим летом к родственникам в Моравию отправиться. Большую часть пути можно бы и по Дунаю проплыть, а там вверх по Мораве, и уже до Судетов будет недалеко. Лишь бы только этот начальный нижний участок можно было спокойно миновать, а там уже дальше спокойно будет. Как вы думаете, Алексей, летом в Валахии опять будут боевые действия идти, или же ваши армии уйдут на юг ближе к Стамбулу, а тут всё будет тихо?
– Сомневаюсь я, господин Отто, насчёт спокойствия, – покачал головой Лёшка. – Здесь спокойствия ещё лет сто, наверное, с хорошим таким хвостиком ждать. Думаю, долго ещё эти земли будут оставаться ареной борьбы между Австрией, Османской и нашей Российской империей. Так что вы уж аккуратнее с этими путешествиями. С приходом тепла и с открытием дорог основные боевые действия, как правило, вновь разгораются.
– Тоже верно, – согласился немец, – переселяться нам, похоже, отсюда будет нужно. У моего брата хорошая оружейная мастерская в Моравии есть. Думаю, принял бы он меня в дело, и я там потом обосноваться бы со своими внуками. Я и сам смотрю, как же тут в последнее время опасно стало. Раньше-то, при твёрдой власти оттоманов, как-то здесь всё-таки спокойно было, главное, чтобы ты им налоги исправно платил да на глаза лишний разне лез. А сейчас и не знаешь даже, откуда и какая беда к тебе придёт. Вы уж меня извините, Алексей, я ведь ничего не имею против самой власти России над всеми этими землями, – встрепенулся встревоженно старик. – Я, наверное, сейчас не совсем правильно выразился. Просто ведь для простых мастеровых людей самое главное, это чтобы были мир, спокойствие и устойчивость. Чтобы можно было быть уверенным в своём завтрашнем дне. Чтобы жить и работать, не боясь за свою жизнь и за жизнь близких.
– Согласен, Отто Карлович, самые правильные и естественные желания у вас, жаль только вот, что не всегда они совпадают с нашей реальностью, – Алексей допил кофе и поставил чашечку на поднос.
В этот момент послышался топот и в комнату вошёл брат Анхен – Курт. На парне был одет кожаный фартук и длинные нарукавники.
– Здравствуйте, господин! Дедушка, ты, что-то хотел? – серые глаза парня смотрели на деда вопросительно.
– Господин русский офицер пришёл за своим заказом, – кивнул на Лёшку оружейник. За той винтовальной пищалью, Курт, над которой мы с тобой столько помучились. Вот и принеси её нам сюда вместе со всеми теми приспособами, что к ней прилагаются.
Через пару минут перед Алексеем было то самое нарезное ружье, о котором шла речь, и он его сейчас просто не узнавал. Само по себе длинное и громоздкое, почти что высотой в рост взрослого человека, сейчас оно смотрелось гораздо более аккуратным и привлекательным, чем ранее. Изменился и сам цвет её ложа – с красно-коричневого на более светлый. Приклад тоже уже не был таким массивным и толстым как до этого.
– Первое, что пришлось тут изменить, так это само деревянное ложе с прикладом, – объяснял мастер. – Старое, когда его здесь дорабатывать начали, показало, что там есть несколько глубоких трещин ближе к стволу. Думаю, ещё пару десятков выстрелов, ну от силы три, и на всю свою длину оно бы непременно треснуло. Видать, удар по нему был в своё время серьезный, да, может, и не один он был даже. Дерево-то родное там весьма годное было, бубингом оно называется, может быть, вы слышали о таком? Его из Западной Африки от реки Санага, что в Камеруне, протекает, потом по морю вывозят. Эта древесина сама по себе драгоценная со своим красивым насыщенным цветом и с выраженной текстурой в розовых и в красных прожилках. Она вообще очень твёрдая и тяжёлая, хотя и обрабатывается относительно легко. Именно из этого дерева и делается драгоценная мебель и утварь для многих высоких властителей, так что даже из-за такого ложа ваша винтовка, Алексей, была как драгоценность. Вот оно, это старое ложе, можете забрать его с собою, – и мастер кивнул на старую деревянную часть оружия, лежащую на столе.
– Да зачем она мне? – покачал головой Лёшка. – Что я ей топить, что ли, очаг в избе буду? Может быть, оно вам где-нибудь в вашем деле сможет пригодиться?
– Спасибо, – согласился Отто. – Это очень хороший подарок. Как накладки для холодного оружия или ещё для чего-нибудь, думаю, из старого ложа что-нибудь да можно выбрать. Нет, точно не откажусь я от такого подарка, – обрадовано произнёс мастер. – А на винтовку эту мы с Куртом сами сделали прекрасное ложе из местного ореха. Приклады из него вообще обладают идеальным сочетанием свойств жёсткости и лёгкости. Сама структура этого дерева такова, что позволяет выдержать без разрушения огромное количество выстрелов, ну и соответственно с этим же и отдач. Приклад здесь удобный, как раз под плечо выточен, всё как вы и просили сделать.
И Лешка, приложив его к себе, действительно почувствовал удобство и плотность его прилегания.
– Текстура дерева тут красивая, правда, чтобы немного его затенить, мы его немного тонировали, но всё равно оно здесь смотрится шикарно, – расхваливал свою работу мастер.
Лёшке всё нравилось, особенно те упоры-сошки, что мастер по чертежам Алексея изготовил и закрепил снизу. Винтовка стала гораздо легче, удобнее и устойчивее, и он, оставшись весьма довольным работой умелого мастера, с удовольствием рассчитался с ним ранее обговоренной суммой в кроненталерах.
На выходе за калиткой его ждала Анхен, и, воркуя с милой девушкой, Лёшка с трудом удерживался, чтобы не переступить тот порог дружеского общения, что только недавно был им обещан её деду. Лучше было бы, конечно, сказать ей всё как есть, что есть у него далеко на севере та, которая обещала его любить и ждать. Что закончится эта война, и он поедет к ней свататься в офицерской форме и при заслуженных регалиях. Ругал Алексей себя за малодушие и не мог ничего сказать. Так и ушёл он к себе в расположение, неся на плечах тяжесть нескольких штуцеров, какую-то тихую печаль и сумятицу на сердце. А Анхен долго стояла у калитки и смотрела вслед Лёшке, по щеке у девушки катилась слеза. – «Он ещё вернется, мой Алексис, обязательно вернётся», – шептали её губы.
Глава 6. Подготовка к выходу