Элирм VI

Я шагнул в сторону и осмотрелся.

Золотые люстры, золотые подсвечники, позолоченная лепнина и старинные фрески. Золотые чаши с благовониями и подвесные лампады. Золотой жертвенник, золотой престол и постамент для даров посетителей. Позолоченные, мать его, сводчатые балки и балюстрады. Прошитые золотыми нитями гобелены…

— Настолько предсказуемо и нелепо, что даже отчасти карикатурно, — продолжал насмехаться Эстир. — А вообще грустно, друзья мои. Очень грустно. Вот гляжу я на это — и что вижу? Никаких попыток отрефлексировать наследие инквизиционного прошлого. Никакой реальной праведности. Никакого погружения в образ жизни, основанный на самоотверженности и помощи страждущим. Удивительно. Прожить столько лет и обрести фактическое бессмертие, чтобы по-прежнему беспокоиться о трех «Т».

— Что за три «Т»? — не понял Герман.

— Телки, тачки, тряпки, — пояснил шаман, после чего вновь обратился к отражению в зеркале. — Хотя, с другой стороны, будь отец Малькольм нормальным, я бы хотел с таким породниться. Соединить капиталы.

На последней фразе Гундахар наконец-таки улыбнулся. Впервые за сегодняшнее утро.

— За мной, ленивые черти. Выходим из зала, затем поворачиваем направо и спускаемся вниз. А ты, усатое чучело, лучше заткнись, — игв покосился на снующих по коридору фанатиков Святого Трибуна. — Пока эти уроды тебя не услышали.

— Эдрик… Эдрик! — послышался чей-то голос.

К нам направился один из отцов.

Белоснежная мантия, инкрустированный драгоценными камнями пояс и три золотых браслета на запястье. Символ принадлежности к числу высшего руководства клана.

— Эдрик, ты оглох?!

— Проклятье…

Генерал медленно развернулся.

— Отец Ксандер, — поклонился он.

— Я ждал тебя в покоях весь вечер!

Запыхавшийся священнослужитель остановился напротив и пристально заглянул Гундахару в глаза. Казалось, он пребывал на грани истерики. Вздувшиеся на лбу вены, исказившая лицо гримаса отчаяния и стекающие по вискам капельки пота.

— А ты мало того, что не пришел, так еще и не ответил на мои сообщения! Как это понимать?!

Странно, но нашего с друзьями присутствия он не стеснялся. Либо вовсе нас не заметил, либо был настолько поглощен эмоциями, что наплевал на приличия. Как, впрочем, и на конфиденциальность.

— Прости. Этого больше не повторится.

— «Не повторится», — фыркнул Ксандер. — Ты мне уже это говорил. И не раз. Честно говоря, я уже не знаю, что с тобой делать. Сослать в Сумеречные земли или все-таки сменить гнев на милость и применить дисциплинарное взыскание?