Поломанные Константы

22
18
20
22
24
26
28
30

Я монстр! – резко заявил Алекс своему визави. – Я видел такое, о чем ты не смеешь и подумать в худших темных кошмарах, – не то что любовь!

– Ну, если любовь – это кошмар, который видел даже монстр, – согласился Агей вслух, – то методом от противного – она же лучшее, самое светлое, что может быть у человека!

В семь вечера Дарью разбудил отец Георгий. Даша выпила чай, взяла Сашку за руку, и началось колдовство.

Демид находился в предобморочном состоянии, наблюдая за Еленой Байкаловой. Отец Георгий читал молитвы. Через час Елена Сергеевна из изнуренной старушки превратилась в молодую, красивую женщину тридцати пяти лет, выглядевшую даже младше своего возраста.

– Все… – Дарья опять поникла. – Сашка, иди спать. Разбудите нас в воскресенье вечером. Демид, скоро тебе предстоит начать самый главный Путь в твоей жизни, – и Даша пошла спать.

– Возрадуйся, дочь моя, – отец Георгий протянул Байкаловой крест, – ибо чудо свершилось с тобой! Демид! Это не простые слова, это Откровение! Иди, молись, сын мой, молись и благодари!

Елена Байкалова посмотрела на себя в зеркально натертый крест и заплакала.

– Пусть выспятся как хотят, не будем будить завтра, – сказала она.

Алекс, замучившийся спорить вторые сутки со слишком умным и опасным противником, каким оказался Агей, ждал понедельника и никого не трогал. Агей, Ян и профессор волновались. Все прекрасно понимали, что над Дашей нависла страшная угроза, но выйти из Центра было невозможно: эсэсовцы оцепили всю территорию, и даже главный корпус кишел солдатами.

– Не волнуйся, – сказал Алекс Агею, случайно встретив его в коридоре, – твоей Дарье не будет больно: я думаю, ей даруют бессмертие и сразу отправят в ад.

– Подонок!

Агей опять сильно ударил Алекса, Ганарник отлетел в противоположную сторону. Но Алекс больше не благородничал, он швырял молодого врача по больничному коридору как куклу, пока не успокоился, и все же измученный Агей вновь бросился на него. Их разняли солдаты, но не посмели трогать Агея. Мутант разбил ему губу, и из нее сочилась кровь.

– Какой ты резвый! – зло выпалил Алекс, внимательно наблюдая, как держат вырывающегося Агея. – Скажи спасибо, что ты влюблен и потому плохо уязвим. Ничего, я думаю, твоя нейрофизика со временем тебя излечит и от любви. Но я покажу тебе небольшую часть ужаса – вероятно, лишь малую толику того, что ждет твою возлюбленную.

Алекс ушел. Солдаты, подождав, пока он удалится, отпустили Агея – в Центре он имел статус неприкасаемого. Подбежал Ян. Агей невидящим взглядом смотрел, как разлетается халат Литке, пробирающегося ему на помощь сквозь черный частокол эсэсовцев. Ян оглядел разбитую губу Агея, его глаза говорили за него.

– Он собирается убить Дарью, а я даже не могу выйти за пределы Центра!!! – отчаянно крикнул Агей.

Ян опустил глаза.

Агей ночевал в кабинете отца, так было проще Ганарнику. И в эту ночь с воскресенья на понедельник Алекс отправил домой профессора и старший персонал.

Агей долго не мог заснуть, но наконец просто провалился в сон без сновидений. Очнулся он от резкой боли, настолько сильной, что хотелось исчезнуть в небытие. Но этого не произошло. Ночное поле, деревянные брусья под головой и оголенным торсом, от которых саднило кожу… Агей не мог кричать, он онемел, а его руки и ноги приколачивали к кресту.

– Какой бред! Ты старый маразматик! – Агей чувствовал, что Алекс где-то рядом.

– Ну, вроде все старо, как мир, но больно и страшно, правда? – отозвался Ганарник.