Ровно через десять минут он увидел вывеску доктора и дал полтинник Захару:
— Вон трактир, иди поешь, но водки одну стопку, понял? Жди там, я скоро.
Доктор принимал не один, еще два фельдшера работали рядом в соседних кабинетах, так что очереди к доктору не было.
«Видимо дорого берет, эскулап», — промелькнуло в мозгу.
Карл Миронович, несмотря на свою национальность родился в России и на немецком говорил с акцентом. Родитель его держал аптеку в Киеве, там же дал сыну медицинское образование в университете Святого Владимира. Убедившись в избытке врачей в Киеве, отправился временно в Курск, да так и живет здесь уже 25 лет, обзаведясь обширной частной практикой и солидным домом. Пользуясь известностью, он брал за лечение несколько больше других коллег, но и клиенты его были не бедные; для бедных он держал фельдшеров.
Постучавшись, Аркадьев вошел в кабинет и увидел чеховского Ионыча, толстого, очкастого и мордатого. «Неужели он лучший?» — расстроился Женя и, поздоровавшись, рассказал о беде.
— Это что же нужно ехать за 20 верст? Молодой человек, за такой визит я беру не меньше 15 рублей.
«Он меня за нищего принимает», — озлобился Женя, но вслух сказал:
— Да, понятно. Хотелось бы сразу взять лекарств в аптеке, чтобы не выезжать лишний раз из нашего захолустья.
— Обычно при пневмонии я назначаю камфору и хинин, — не почувствовал иронии толстый доктор.
— Если вы готовы, то экипаж на улице, а в аптеку по пути заедем, — почти подобострастно сказал граф, а сам подумал: «И здесь камфора!»
Чтобы не стеснять упитанного врача, больше напоминающего банкира, Аркадьев поехал верхом, не обгоняя экипаж на случай, если доктор захочет поговорить, но тот молчал всю дорогу, уставившись в пол экипажа.
Благодаря длинному летнему дню доехали еще засветло. Доктор долго осматривал и слушал Мюллера, при этом его одышка была никак не меньше, чем у больного. Написав кучу бумажек, Карл Миронович еще полчаса объяснял, как применять лекарства. К счастью, все, что предложил Женя, доктор одобрил.
Переночевав в господском доме, где нашлась более-менее приличная комната, доктор после еще одного визита к больному уехал на экипаже, получив свои 15 рублей. Удивительно, но кроме слов у постели больного, Евгений не услышал от него ничего, так и не поняв, хороший он доктор или индюк надутый.
Через день у больного спала температура и через два стал откашливаться. Аркадьев возликовал и начал наводить порядок в имении.
Глава 18
Именно в снах человек возвращается туда, где ему было хорошо и куда уже не вернуться никогда. И это очень-очень грустно. В старом доме своего имения в Вяземском Аркадьев жил уже третью неделю. И что-что, а спать он должен был хорошо, потому что до предела выматывался днем, а в доме тишина, свежий воздух, чистая постель. Он и спал хорошо, но сны все были из прежней жизни и настолько замечательные, что утром хотелось рыдать и выть. Человек с расшатанной нервной системой, наверное, так бы и сделал, но Женя свои нервы укрепил в чужой семье и в Советской армии. А потому просто вздыхал о будущем, как о давно умершем родственнике и отправлялся менять прошлое, которое для него стало настоящим.
Благодаря богу во всех его ипостасях, Фридрих выкарабкался. Конечно и доктор приложил к этому руки, да и Аркадий тоже, но это неважно. Уже неделю, как старший Мюллер стал выходить на улицу и давать указания, хотя, конечно, был слаб. 10 июля Артур сообщил, что уборка озимых закончена, а уборку яровых начинать надо через месяц. Он честно признал, что озимые собрали с 300 десятин за три недели только благодаря работе жаток. Еще весной Евгений в письме потребовал купить две жатки в дополнение к двум, купленным прошлым летом и результат сказался.
Вечером Евгений пригласил обоих Мюллеров в свой дом, чтобы подвести первые итоги. Начал отчет Артур, румяный от волнения и старавшийся быть очень серьезным:
— На сегодняшний день озимая рожь собрана со 120 десятин, а пшеница с 200 десятин, первый обмолот дает урожайность примерно 90 пудов ржи и 80 пшеницы с десятины. Видимо, по сравнению с прошлым годом, удастся собрать минимум в 1,5 раза больше. Жатки показали себя отлично, фактически все озимые скосили только ими. За световой день одна жатка скашивает около 6 десятин, поэтому на 300 десятин хватило трех недель с учетом дождливых дней. Обмолот тоже механизировали: в Курске изготовили железные катки, так называемые гарманы, и вручную только подносят валки и убирают зерно. Поэтому у нас сейчас работает около 100 человек по найму и 50–70 отрабатывают выкуп за землю. Берем только самых работящих. Перед уборкой озимых попробовали жатки на сенокосе, но тут результаты хуже: жатки хорошо работают только на ровных лугах, а таковых меньшинство. Так что сенокос провели фактически вручную, но заготовки на прошлогоднем уровне.
ebooksa