Холм обреченных

22
18
20
22
24
26
28
30

– Пошли, пошли! – заорала Лилька и потянула ее к выходу.

– Подождите, – остановила я. – Лада, где твои вещи? Нельзя оставлять здесь ни платочка, ни шпильки!

– Они там… в узелке, – ответила Лада, и они с Лилькой вернулись в дом.

А я вновь поплелась в сарайчик, пытаясь унять дурноту. Через полминуты в огонь отправились еще три куклы, обнаруженные рядом.

Тем временем сестры снова появились на пороге. Лада была все в том же старом халате, но держала в руках сумку с одеждой.

– Идем, Ника!

– Идите. А я завершу начатое, раз взялась.

– Да брось, пошли!

– Ага! Сестру тебе жаль, а других нет? – возмутилась я, разбрасывая ногами последние остатки кучи и извлекая на свет еще одну находку.

– Извини, – Лильке стало стыдно. – Но… мы пойдем, хорошо? Ее надо увести отсюда поскорее.

– Идите, конечно!

Хлопнула калитка, и я осталась одна. Бросила последнюю куклу в костер… и внезапно почувствовала, как мерзкое недомогание отпускает меня. Стало быть, это действительно была последняя. Ура!

Теперь дождусь, пока она догорит, затушу огонь и – домой, отсыпаться! И отмываться…

Затоптав угли, оставшиеся от костерка, я хотела поскорее покинуть это отвратительное место, но оглянулась и подумала – хорошо бы, насколько это возможно, скрыть следы своего пребывания. Чтобы спокойнее было, а то ведь мое вторжение в чужой дом, как ни крути, идет вразрез с законом.

Я вернулась в сарай, чтобы отнести лопату на место…

– Управилась, милочка?

Пожар в поселке

Наверное, я завизжала. Не помню. Как не помню и того, обжег меня тогда кулон или нет, настолько неожиданно и зловеще прозвучал этот скрипучий голос у меня за спиной.

В таких случаях никогда нельзя оглядываться. Поворачивающий голову всегда беззащитен, какого бы рода опасность ни подстерегала. А потому я просто развернулась молниеносным прыжком, готовая к любым неожиданностям.

Из самого темного угла сарайчика на меня смотрело желтое лицо, маленькое, словно у трехлетнего ребенка, но морщинистое, как печеное яблоко. Видимо, старичок был одет во все черное, так как я видела только это лицо и две руки, скрещенные на груди, остальное скрывала темнота.