Крысиная башня

22
18
20
22
24
26
28
30

— Понятия не имею. Давайте-ка его в больницу.

Соколова заметало снегом. Мельник сидел на парапете, закутавшись в пальто, и смотрел, как постепенно исчезает огромная серая фигура. Он не знал, куда ему идти. Он не хотел никуда идти. Мысли медленно плыли в его голове, он вспоминал пустое, без признаков жизни, кафе; толпу шуликунов; людей, ловивших его на улице; мельницу и маленького голема.

Мельник замерзал под холодным ветром на каменном мосту, его клонило в сон, но все же воспоминание о мельнице и големе вызвало смутную тревогу. Он встряхнулся, сел ровнее и попытался выкинуть мысль из головы, но тревога не отпускала. Тогда Мельник вспомнил, что он не один в этом заснеженном мире. Там, на мельнице, рядом с опасным существом была Нина.

Добрался до мельницы Мельник очень не скоро. Его трясло от холода, пальто обросло снежными комками, волосы и брови покрылись инеем. Он распахнул тяжелую дверь и заглянул внутрь. Нина сидела на полу. Маленький голем, голова которого лежала у нее на коленях, когда Мельник уходил, рассыпался в прах, и ноги ее были покрыты серой глиной, похожей на пепел. Нину трясло от холода — теперь она чувствовала его, словно перестала быть ундиной, принадлежащей сразу к двум мирам. Ее губы и щеки побелели, но глаза смотрели на Мельника с надеждой и восторгом. Взгляд этих глаз поразил его, он увидел, что Нина его любит. А потом он увидел, что она сделала ради этой любви.

Мельник остановился на пороге в нерешительности, и улыбка, тронувшая было бледные губы Нины, исчезла с ее лица. Ее пятки бешено заколотили по полу, когда она попыталась отползти к жерновам. Руки поднялись к лицу. Нина защищалась, и Мельнику стало бесконечно жалко ее.

— Ты убила человека, — сказал он, — но это не значит, что я должен убить тебя.

Он подошел к Нине, снял с себя пальто, накинул его на нее резким движением, каким ловят зазевавшихся птиц, поднял девушку на руки и вынес наружу. Весила Нина совсем немного, и ему нетрудно было нести ее через поле. Ветер облизывал голые бока Мельника, трепал его порванную рубашку. Нина лежала тихо, и ему нравилось думать, что он несет только пальто, потому что желал бы, чтобы этот бледный ребенок, избалованный отцом и не знающий цены ни любви, ни жизни, никогда не существовал на земле.

Дверь, ведущая в кафе, по-прежнему болталась на одной петле, но, войдя внутрь и положив Нину на отодвинутый к стойке диван, Мельник все-таки постарался закрыть ее как можно плотнее: он устал от холода и ветра.

Снег на пальто растаял и теперь покрывал черный драп крупными каплями. Нину била крупная дрожь, потом она начала кашлять. Мельник не знал, что ему делать. Мысли о смерти остались за закрытой дверью, на снежном поле, возле башни. Теперь он, наверное, должен был жить.

Открылась дверь, ведущая на улицу, и Айсылу с Иринкой вошли в кафе. Айсылу начала было рассказывать Мельнику про Соколова, но увидела Нину и осеклась.

— Бедная моя, замерзла совсем! Слава, что же ты сидишь, ей же нужно врача. Ей нужно хотя бы горячего попить! Тут, смотри, холодно как! Иринка, ты хоть не стой столбом!

— Здесь нет отопления, — ответил Мельник, равнодушно глядя, как Иринка бежит за барную стойку. — И электричества нет. Это место мертво…

Мельник не договорил и закрыл глаза. Айсылу подошла к нему, взяла за руку, и в голосе ее были слышны слезы:

— Что у тебя с руками, улым? Что с твоей шеей? Больно тебе? Сейчас помогу. Что там, Иринка?

— Чайник сейчас вскипит! — крикнула та из-за стойки.

Мельник вскочил и бросился к ней. Там, на низеньком, покрытом аккуратной клеенкой столике стоял старый, поцарапанный электрический чайник. Он тоненько шипел, готовясь закипеть. На ручке его горела лампочка индикатора. Свет ее был тусклым, дрожащим, и казалось, что она вот-вот погаснет, но Мельник смотрел на нее как на чудо. Это значило, что в самом сердце «Мельницы» сохраняется капля Сашиной жизни.

6

— Твою мать! Твою мать! Я не понимаю, что происходит! Две последние передачи! Полуфинал и финал — и нам некого снимать! Первый раз, первый раз за всю историю! Исчезают главные претенденты на победу, и я ничего не могу сделать. Два дня до эфира! Один обвиняется в убийствах, потом выясняется, что все это сделал другой, и первого не могут найти, а второго не могут даже судить, потому что он — овощ!

Все, последний раз имею дело с шарлатанами! Только актеры, только проверенные люди! Все, наелся, хватит!

Что теперь делать? Мы отсняли Эльму, отсняли Константина, но, мало того что их двое, они теперь уже и выглядят неубедительно по сравнению с тем, что мы показывали в сезоне!

Для финала нужен, минимум, еще один человек. Я посылаю редакторов к девочке, и что же? Она лежит с переохлаждением в больнице! Я узнаю у врачей — выписывать можно хоть завтра. Но тут вступает папа! Сначала он хотел, чтобы дочь участвовала, потом резко передумал и орет, чтобы ребенка оставили в покое! Я бы размазал его по стенке, не будь у него столько, мать его, денег!