Оно направляется в мир людей. Оно облачено в мое тело, оно жаждет крови и будет искать жертвы, чтобы отпраздновать свое воскрешение.
А я слеп. Не вижу ни зги — и
Воздух — причина разрушения. Вейлдан говорил — все органы на месте, но я не могу дышать. Не могу видеть. Надо печатать — предупредить. Кто бы это ни прочел, он должен знать правду. Надо предупредить.
Тело каменеет. Не могу встать. Будь проклята египетская магия! И эти камни! Кто-то должен убить существо из гробницы.
Пальцам тяжело стучать по клавишам. Не слушаются. Из-за воздуха. Стали ломкими. Ударяю вслепую. Все медленнее. Надо предупредить. Трудно передвигать каретку.
Нет сил нажимать верхний регистр, не могу печатать прописные буквы, пальцы каменеют, крошатся на воздухе, я мумия, нельзя быть на воздухе, крошатся на кусочки, остатки пальцев шевелятся надо предупредить о чарах себе-ка щупаю пальцы почти не осталось фаланг трудно печатать.
будь проклят себек себек разум себека все прахом себек себе себ себ себ се ссссссс…
Деннис Уитли
ЖИЗНЬ ЗА ЖИЗНЬ (1943)[41]
— Добрый вечер, доктор. Как мило с вашей стороны вот так, по-свойски, заглянуть к нам, — желтоватое лицо миссис Сэндмайер расплылось в деланной улыбке. Ее блеклые глаза с неодобрением задержались на полупустой бутылке виски, стоявшей среди дешевых фарфоровых безделушек на камине, и затем уставились на мужа.
— Ты недолго, Герберт? — и она опять кисло-извиняюе улыбнулась доктору. — Я не могу заснуть, если его нет рядом, это, знаете ли, моя маленькая странность.
Усталый доктор провел рукой по своим редким волосам.
— Нам хватит нескольких минут, миссис Сэндмайер. Спокойной ночи.
Когда за миссис Сэндмайер закрылась дверь, Герберт с облегчением вздохнул — не так-то просто оказалось убедить жену оставить его с доктором наедине.
— Итак, что вас беспокоит? — спросил доктор, глядя, как Сэндмайер наливает ему виски.
— Не знаю, как и начать, доктор, — вы сочтете меня за сумасшедшего.
— Не валяйте дурака, — доктор взял предложенный ему стакан. — В одиннадцать мне предстоит принимать роды, так что давайте побыстрее.
Нетвердой рукой Сэндмайер плеснул виски и себе тоже и, обернувшись, увидел свое смертельно-бледное лицо в узком зеркале над камином. Секунду он не отрываясь смотрел на свое отражение, а затем воскликнул:
— Я боюсь, доктор, боюсь!