— Олеся, — она по привычке хотела добавить отчество, но почему-то передумала.
— Ага! А Лида кто?
— Я — Лида, — откликнулась остановившаяся чуть впереди и тяжело дышащая Лидия. — Что случилось?
— Вас жду, девки! Пошли со мной, однако! Чай готов, есть будем!
Лидия Григорьевна чопорно поджала губы, услышав «девки», но обещание еды и чая перевесили минусы панибратства.
Парень уже шагал вперёд с Олесиным рюкзаком в руках, так что у них и выбора особого не осталось.
— А вас как зовут? — младшая разглядывала проводника с любопытством.
— Кадарчан. Ты чего хромаешь?
— Да… ногу натёрла. Сейчас в рюкзаке пластырь поищу. Он где-то должен быть. Только я не помню где.
— Э! И зачем тебе пластырь, смешная? Когда фельдшер есть в отряде?
— Да… неудобно как-то. Подумаешь-ка, ногу натёрла.
— Неудобно штаны через голову надевать, поняла? — Кадарчан кинул Олесин рюкзак на расстеленный ярко-зелёный коврик. — Смотрите, девки! Вон чай, вон кружки, сахар, мясо, хлеб там — ешьте. Скоро приду, — и побежал в сторону рассёдлываемых лошадей.
Лида привалила свой рюкзак к боку Олесиного и устало опустилась на коврик. Подумала и легла, раскинув руки и прикрыв глаза.
— Интересно, надолго привал? Спросить надо было.
— А прикольный он, да? — Олеська успевала снимать кроссовки и поглядывать по сторонам. Столько всего происходит!
— Да, интересный типаж, — согласилась Лида, — на тунгуса похож.
— Потому что тунгус и есть! — вынырнувшая из-за ёлок девушка присела рядом с Олесей на коврик и взяла её за руку.
— Ой, как вы это — из леса? — вытаращилась на неё Олеся.
Девушка усмехнулась.
— За ёлкой стояла, вас ждала… — усталость начала заменяться бодростью. — Да не смотри так, шучу. Там дальше поляна загибается, — она показала рукой, — как подкова. Через лес быстрее. Да-а, мать, убила ты ноги… Ну какой тебе пластырь, а? Аж до мяса… Кроссовки что ль неудобные? — кожа на ногах перестала ныть, вздувшиеся пузыри мозолей опали, непонятно куда исчезла скопившаяся в них вода, да и самые страшные кровавые дырки активно начали затягиваться розовой кожей.