Миша с силой тряхнул головой, словно надеялся таким образом избавиться от ночных кошмаров. И угрюмо усмехнулся: да уж, забудешь
…Вот он, Мишка, идет по улице с Гулей и буквально каждой клеточкой своей чувствует, что вокруг них что-то происходит – страшное и… неправильное. Рядом кружат совершенно чуждые нашему миру существа – или сущности? – они все ближе и ближе. Присматриваются, принюхиваются, иной раз мимолетно касаются Миши, обжигая то жаром, то холодом.
И ладони у Миши неприятно влажные, и шагает он как деревянный Буратино, ноги едва сгибаются в коленях. То и дело волной накрывает его ужас, и зубы Миша сжимает до того крепко, что кажется – они вот-вот раскрошатся.
Время от времени Миша с трудом растягивает губы в улыбку, чтобы собственным страхом не заразить и Гулю. Почему-то это важно для него – оберегать нелепую девчонку.
Рассмотреть толком зловещие тени Миша во сне не сумел, как ни приглядывался. Но постоянно ощущал их присутствие и недовольство им. И чудилось, что страшные тени вот-вот сомнут их с Гулькой. Еще немного, круг сомкнется, и тогда…
Миша слышал хрустальный перезвон, над ним опять смеялись, и просыпался в холодной испарине. Небрежно вытирал лоб футболкой и радовался – всего лишь сон. Пытался настроить себя на другой, полегче, или пусть страшный, но не из этой серии, где бы он, Мишка, остался без Гули, однако упорно проваливался в один и тот же кошмар.
…Гуля испуганно цеплялась за него, а Миша почему-то твердо знал: если сейчас уйдет, бросит девчонку здесь, на улице, одну, для него все закончится благополучно.
Он, Мишка, будет жить, как всегда жил, и никогда больше не увидит на своем окне остроухой черной тени; и угрюмые вороны не станут налетать на него пикирующими бомбардировщиками; а обычные сосульки перестанут оборачиваться ледяными копьями и грозить смертью.
Миша косился на одноклассницу. Видел ее бледное лицо с высокими скулами и по-детски припухлыми губами, подрагивающими от страха. Ловил беспомощный взгляд непривычно узких, приподнятых к вискам темных глаз. Украдкой рассматривал густую щеточку практически прямых, коротких, но густых ресниц и легкие брови вразлет…
И лишь крепче сжимал в своей руке тонкие смуглые пальцы. Понимая, стоит ему уйти, эта странная девчонка тут же погибнет, а так… так у нее есть шанс. И у него, может быть, тоже он есть.
Хрустальный перезвон уже не напоминал Мише чей-то смех. Обледеневшие ветки деревьев, под которыми шли Миша с Гулей, звенели чуть ли не угрожающе. Иногда чудилось – Мише будто вкрадчиво нашептывали, успокаивая и уговаривая: «Брось ее, отойди, все будет хорошо для тебя. Это всего лишь сон… сон… сон всего лишь, поверь нам…»
Поверить хотелось. Хотелось вернуться в ту жизнь, которой жил всего-то неделю назад, а казалось – уже вечность. Так просто было бы уйти от девчонки и забыть о ней навсегда, тем более это же не на самом деле, это всего лишь сон, чего уж он так упирается, глупо же…
Но Миша почему-то не сомневался: неважно,
Дед как-то говорил – предаем мы в любом случае только себя. Себя, не другого!
Дед почти мальчишкой – сразу после школы – полтора года воевал в Афганистане. И был ранен. Не очень тяжело, просто осколком распороло-порезало плечо. Он мог демобилизоваться по ранению, попав в госпиталь, и никто бы его не осудил. И вернулся бы к маме с папой, к подруге, ставшей чуть позже его женой, к мирной жизни.
Но дед чувствовал – это тоже предательство по отношению к друзьям. Ведь ранение легкое, он все еще воин и способен прикрыть их спины в бою гораздо лучше необстрелянного салаги.
Он уйдет, а они останутся на целых полгода. И будут воевать за него и вместо него. И погибать – тоже за него. И он будет об этом помнить всю жизнь. И знать, что предал. Ему не обмануть себя. Обмануть можно лишь других.
Дед остался. Рану ему обработали друзья же. И он не жалел ни о чем ни секунды, хотя через пару месяцев его ранили уже всерьез. Деда потом трижды оперировали, нога у него до сих пор побаливает при смене погоды, и дед сильно хромает. Но он – лучший в мире дед, и у него до сих пор лучшие в мире друзья, Мишке бы таких!
Нет, предавать нельзя. Предашь во сне, потом предашь и наяву. И будешь помнить, что ты – предатель. Другие и знать не будут, но ты-то… и как потом жить с
Будто почувствовав, что решение принято, темные твари засуетились, завыли. И тут же поднялся ветер, бросая в лица подростков колючий снег.
ebooksa