Солдатики на улице тут же встали по стойке «смирно», но хозяин сна не обратил на них никакого внимания.
— А можно вопрос личного характера? — спросил я.
— Валяй, только не факт, что я на него захочу ответить.
— Я тут в прошлый раз пошастал по твоей крепости. Ну по лагерю в смысле. И заметил несколько бараков, куда меня не пустили.
— И правильно сделали, — подмигнул мне Губер.
— Что или кто в них? Не просто так же они стоят?
— Ты в действительности хочешь знать?
— Да.
— Хорошо. Пусть будет по-твоему, — Губер как-то облегченно вздохнул, — ты, наверное, не раз слышал, что каждый маг должен стереть свое прошлое и жить единым моментом. Здесь и сейчас. Нет прошлого, нет будущего. Есть только момент, в котором ты пребываешь.
— Слышали, практикуем, — улыбнулся я.
— Да, да, — Губер достал фляжку и сделал длинный глоток, — и маги придумали кучу техник для того, чтобы победить свое прошлое. У Кастанеды вон перепросмотры, у других встреча с предками, у третьих поиск ошибок. Смысл один. Мужской половой орган имеет сотню названий, но все равно остается им же. Долгие годы я занимался всем этим дерьмом.
— Ковырялись в прошлом?
— Типа того, — Губер протянул мне фляжку, — человек — он же как улитка. Ползет себе, находит все подряд и пихает себе в ракушку — других людей, переживания, какие-то события, предметы. Становится зависимым от сотен разных вещей и очень страдает если лишается их. А все это дерьмо, Сергей, имеет очень плохую привычку накапливаться. В итоге, ты подходишь к барьеру, когда уже видишь ползущую к тебе смерть, и у тебя случается паника. Ты и рад бы сбежать, но груз стал таким тяжелым, что от него уже не избавиться. Понимаешь? И выходит, что большинство практик нихера не работают. Вот как ты вспоминаешь свою первую девчонку, так и сразу ее образ перед глазами, а не жены, с которой ты тридцать лет прожил. Мозг — сволочь. Он запоминает все первые яркие воспоминания, и вычистить их всякими перепросмотрами невозможно. Это как включать дворники на машине во время дождя. Смахнул, вроде бы забыл, а потом бум, опять накопилось.
— Да, я понимаю о чем ты, — сказал я, — и ты смог победить это, не так ли?
— Да. Вон тот серый барак с заколоченными окнами. В нем сидят все мои негативные воспоминания. Я находил их в ОС, доставал и сажал сюда. И отца — предателя родины, и брата-алкаша, который мне жизнь попортил, и вторую жену, которая нашу дочку убила, пока я в командировке был. Много говнеца я повидал. Обычный человек уже бы вздернулся, но я из другого теста. И сам хапнул, и другим дал попробовать.
— Этот лагерь имеет реальный прототип? И ты был его комендантом? — догадался я.
— Да, какое-то время. Я был палачом, но если ты думаешь, что мне стыдно, то сильно ошибаешься. Об этом я как раз-таки не жалею. Так вот. Все образы из моей памяти спрятаны здесь. В этом гребаном бараке. И они не могут оттуда выйти. Это работает лучше любых техник духовного роста или другой херни, которой тебя кормят всякие гуру. А когда я чувствую, что скучаю по своим дерьмвыом воспоминаниям, то просто захожу внутрь. Я бы даже мог тебе их показать, но не буду.
— Правильно, — согласился я, — они мне незачем. Мне просто плевать на твои проблемы.
— И это хорошо, — Губер улыбнулся, — ты вот молодец. Смог стать пофигистом, а я нет. Я завидую таким как ты. В вас, конечно, нет такой закалки как у нас. Вы не настолько твердые, зато гибкие.
— Зачем принимать на себя удар, если его можно избежать?