Когда нет выбора

22
18
20
22
24
26
28
30

– Постоянно снились кошмары, а потом… глаза Тария вытащили меня из них… – шмыгнула носом, чувствуя, как подкрадывается истерика, спазмом сжимая горло. Нервы действительно совсем расшатались.

Джама снова тяжко вздохнул и, испытывая неловкость, сказал:

– Вы бредили иногда! Звали отца, Тария… хм-м, просили спасти вас, жаловались, хм-м, на нас… – Он замолчал, давая мне возможность догадаться об остальном самой, но не выдержал и зло высказал, посмотрев на Тария: – Ваш аннар, Есения, заслуживает сурового наказания за подобное отношение к вам!

Биана начал наливаться яростью, но внезапно словно сдулся, буквально утонув в самобичевании, сожалении и угрызениях совести. Он вцепился в мою руку так, будто его хотят оторвать силой. Я не выдержала и устало заметила:

– Знаете, эсар Джама, совсем недавно весь экипаж сочувствовал Тарию, а меня осуждали.

И, уверена, считали, что я заслуживаю сурового наказания за его мучения…

Совсем неожиданно обличительно-защитную речь прервал мой заурчавший от голода живот, яростно требуя пищи и очень меня смутив. Однако мужчины засуетились: доктор проверил какие-то показатели на мониторе, а Тарий связался по зуму с Фисником и потребовал, чтобы тот принес поднос с едой для меня в медотсек.

– А почему именно он? – тут же поинтересовалась я.

– Он много времени провел в твоей компании и лучше знает, что ты предпочитаешь. Я боюсь ошибиться, моя шиу, – аннар с тревогой вглядывался в мое лицо.

Слезы наконец переполнили глаза и полились по щекам. От обоих мужчин тут же пришло недоумение, тревога и озабоченность.

– Ты все время зовешь меня шиу… – всхлипывая и мысленно плюнув на присутствие постороннего, не то спросила, не то пожаловалась я. – Фисник сказал, что это неказистый маленький ночной цветок, который только пахнет приятно… Неужели я такая несимпатичная? Что ты только за запах меня и принимаешь?..

Нут Джама смутился, потом, как ни удивительно, иронично улыбнулся и быстро вышел. Тарий же, снова склонившись и обхватывая ладонями мое лицо, тихо ответил, вновь одаривая нежностью и теплом души:

– Малышка, шиу – очень неоднозначное растение. Оно прячет свою красоту от всех, а ночью полностью распускается, превращаясь в прекрасный экзотичный цветок, а уж о запахе и говорить нечего – такой тонкий, ненавязчивый и незабываемый. Я рад, что свою красоту ты даришь только мне. Счастлив, что ты моя… маленькая шиу.

– Тарий, – протянула руки и благодарно обняла его за шею, – ты назвал меня малышкой, так папа раньше говорил…

Он чуть отстранился, снова начал покрывать мое лицо поцелуями и едва слышно произнес:

– Ты жаловалась ему в бреду, что никто не хочет так тебя называть. Ты не права, я хочу! Просто я военный, Есения, и мало общался с обычными женщинами. Многого еще не умею или не знаю, как делается…

Я погладила его по щеке, испытывая невероятную радость, что этот мужчина достался именно мне.

– Не важно, Тарий! – Почувствовала, как он сразу же насторожился, и поспешила успокоить: – Ты снова спас меня, вытащив из тех кошмаров.

Он расслабился, и в этот момент из-за перегородки появился Фисник с подносом. Потянув носом и учуяв еду, я расплылась в довольной улыбке. В итоге Тарий, прислонив меня к своей груди, держал поднос в руке, пока я с жадностью поглощала пищу. Правда, на много меня не хватило. Фисник тоже радостно улыбался, жалостливо поглядывая. Чувствую, они записали меня в окончательные слабаки…

Через несколько часов врач, удовлетворенный результатом осмотра, разрешил вернуться в каюту, и счастью моему не было предела. Идти самой не позволил аннар и нес всю дорогу на руках. Я же ощущала чувство вины в нем, а еще – жестоко подавляемый страх. Тарий так крепко прижимал меня, что сомнений в том, откуда этот страх, не осталось. Думаю, из-за моей болезни он проникся самой вероятностью потери анна и испугался, хотя очень старался не дать мне это уловить.