Бедный Енох

22
18
20
22
24
26
28
30

Вдали грянул гром, и с балкона уже было видно, как далеко, у высотки на площади Трех Вокзалов уже бушевал ливень.

Но здесь, на балконе, там где я был, все еще жарило солнце, не давая покоя и передышки, побуждая жить, и, как мне тогда хотелось — жить не просто так, но на всю катушку, да и более того — с целью и осознанно!

Я мысленно представлял себе всех тех, на кого некогда ориентировался, считая их чем-то — и вот, вдруг эти люди представлялись мне жалкими и ничтожными, мелкими.

Мысленно я будто бы парил над землей, над миром, и, мне казалось, что весь этот мир — у меня в кармане, что я богат, что богат сказочно, чрезвычайно.

Мне казалось, будто я могу проникнуть во все тайны вселенной — и, самое главное, без особого труда.

Я смогу свернуть горы. Я смогу осушить моря и даже океаны.

Нет ничего, что не было бы подвластно мне!

* * *

Будто бы оставив высотку на площади Трех Вокзалов в центре грозовой тьмы, дождь, проливающийся не из черных, а других, более блеклых, серых, но все равно величественных туч обходя высотку слева и справа устремлялся ко мне, предупреждая о своем приближении вдруг вспыхнувшей на уже подернутом серостью небе молнией, за которой — уже когда и ждать перестали, вдруг ухнул гром.

«Щмякс!» — и задрожали стекла в старых деревянных окнах, заставив меня в один прыжок ретироваться обратно на кухню:

— Вот тебе раз! — говорю я сам себе, честно говоря, радуясь тому, что приближалась гроза — пусть сильнее грянет буря!

* * *

Зайдя в ванную, приспособленную в редакции для обслуживания кухни (там еще стоял куллер, из которого я непрестанно наливал себе кипятку в чашку) я посмотрел на потолок, в одном из углов которого, из-за неровности потолка, постоянно образовывалась темно-фиолетовая тень.

Разглядывая ее я представил себе вдруг одного молодого человека, который, некогда служа богу, ушел от него, но после, испугавшись наказания, еще не совсем согрешив, не до конца, трусливо взмыл вверх — и рассказал обо всем Всевышнему.

Его звали Гавриил. Старый воин всех этих битв с Сатаною, который, впрочем, вскоре был назначен главным — трубить военные сигналы в трубу, и, едва приняв участие в половине всех небесных сражений, непосредственно рубиться в них перестал.

Со временем он ослаб, как, впрочем, и главный тактик, руководивший всеми битвами, так что по временам стал опасаться, как бы вдруг ему не попасть в переплет и не погибнуть, если, случится, его снова пошлют в бой.

Гавриил иногда даже предлагал главному тактику отойти подальше от сражения, якобы оттуда лучше все видно, и, все больше и больше учился у главного тактика и руководителя сражений его основной черте характера, что выработалась у того во время небесной войны — хитрости.

Главный тактик несколько раз уже собирался сделать так, чтобы Гавриил все-таки сражался и не терял форму, но все как-то не случалось. В конце концов тактика стала мучить совесть, что он, командуя, иногда из рук вон плохо, все время остается вне битвы, так что наличие рядом Гавриила несколько оправдывало его в его собственных глазах.

Впрочем, другие братья этого не замечали, полностью отдавая себя войне.

* * *

Гавриил так же, как и главный тактик небесного сопротивления Сатане спускался на землю, и так же, если не с большим удовольствием, осязал стяг Сатаны, но, тем не менее, у него хватило духу, а, может — и именно той самой хитрости, чтобы не поддавшись на искушение этим новым знанием — вернуться на небо и не пожелать жить на земле.

После того, как Гавриил доложил о происходящем господу, тот запретил ангелам строить их город, велел вернуться туда, где некогда был Эдем, и, если они так хотят — жить на земле.

Так, иначе, но сошедшие с неба ангелы все пытались вернуться к своему начатому городу на севере, уже совсем не слушая господа, а их дети, рожденные от земных женщин, настолько задавили землю своими научными и промышленными экспериментами, что ресурсов на все стало не хватать. В итоге начались войны между разными территориями, на которых жили разные ангелы, но уже с привлечением людей.