Ступени, ведущие в бездну

22
18
20
22
24
26
28
30

– По той же причине, что и тогда. Он бесценен, и, чем меньше людей знают о нем, тем лучше – для них и для него, Уилл, для них и для него. Последний в своем роде! Когда Акоста-Рохас сказал мне, что нашел его…

– Да, да, – перебил его я, не в силах оторваться от янтарного глаза. – Он мне рассказывал. Вы вынудили его отдать находку вам – пригрозили, что убьете, если он не согласится.

– Нет! Я спас его… по крайней мере, пытался… так же, как пытался спасти Беатрис… и тебя…

– Меня? От чего? Хотя, неважно. Какая теперь разница? – Я содрогнулся от ненависти и омерзения, оставаясь пленником янтарного глаза. – Только на этот раз вам не отпереться, Уортроп. Я слышал все из его собственных уст. Вы предложили ему жизнь в обмен на находку.

– Я предложил ему спасение. Он был так глуп, что разболтал о своем трофее, и слухи достигли определенных кругов. Он испугался. А я испугался потери экземпляра. Его нельзя было потерять. Так разве у меня был выбор?

Я вырвался из плена и стремительно обернулся. В два шага пересек кухню. Схватил его за грудки, поднял в воздух; с грохотом упал стул. Уортроп почти ничего не весил, исхудал до костей, да и те были легки, как птичьи. Я мог бы отшвырнуть его на сто ярдов.

– Да! Кстати, о выборе. Она его видела? Вы поэтому ее убили? Чтобы она не разболтала о нем всему свету?

– Я не убивал ее! – завизжал он. – Эта нелепая женщина не совладала со своим любопытством – она открыла подвал и стала спускаться по лестнице. Она слишком далеко зашла, Уилл! Я вытащил ее буквально из его пасти, но было уже поздно. Поздно! Что мне было делать? Кому я мог рассказать? Нет, нет. Тут нет нашей вины, Уилл. Это она виновата. Это ее вина, только ее!

Я швырнул его на пол. Он свернулся калачиком; даже не пытался встать. Так нашли и его отца: он умер, свернувшись, точно зародыш в утробе матери. Кончил, как начал.

– Слишком поздно, – выдохнул я. Запах смерти наполнял комнату. Холод по-прежнему сжимал ее в своих объятиях. – Вы сказали, поздно. Поздно для чего?

– Выхода нет, – проскулил он. – Я не могу убить его – он последний в своем роде. Вернуть его в природу тоже не получится – с тварью таких размеров это просто невозможно.

– Вы можете его подарить. Есть сотни университетов…

– Нет! – выкрикнул он, ударяя кулаком по полу. – Никогда! Он мой! Он принадлежит мне!

– Вот как? – Я опустился рядом с ним на колени. Он лежал, опустив голову на сложенные руки. Глаза у него были большие и испуганные: так смотрит жертва, прячущаяся от охотника в кустах, или ребенок, которому не спится ночью. – Этот дом – тюрьма, но не для того, кто живет в подвале. Он вас уже проглотил.

– Та самая тварь, Уилл Генри. Та самая тварь! Та, на чей вопрос человек не знает ответа. Та, за которой я охотился много лет, которую ловил – пока она сама не поймала меня в ловушку!

Он схватил меня за запястье. Притянул к себе.

– Ты – тот, кто мне нужен. Ты всегда был тем, кто мне нужен. Ты видишь там, куда я боюсь даже смотреть. Ты – мои глаза в темноте. Так посмотри и скажи мне, что ты видишь.

Я кивнул. Кажется, я его понял. Я был его глазами. Что я видел? Пасть, раскрытую в ожидании. Белых ягнят с мечущимися черными глазками. И Сивиллу, проклятую своим даром. Чего ты хочешь?

Я поднял его с пола бережно, словно ребенка. Его свежевымытая голова прижалась к моему подбородку.

Он поднял руку и нежно коснулся моей щеки.