Суровая готика

— Тут ведь, как я тебе скажу, Коля, — разоткровенничался захмелевший Корнев, товарищи перешли уже к следующей бутылке, — тут большой политикой пахнет, а потому и неприятностей может быть — не оберешься! Больше скажу тебе, Прошкин, если мы неприятностей не хотим — нам с этим Баевым надо дружить и дружить…

— Зачем? — не уразумел сразу Прошкин.

Корнев коварно усмехнулся:

— Против Ульхта дружить будем. Самим нам с этим Ульхтом не справится. Невелики птицы.

— А чем это Баев такой великий? Росточку — метр шестьдесят пять с каблуками! — вознегодовал подвыпивший Прошкин. Дружить с Баевым, пусть даже и против такой пакостной персоны, как «бледный» Ульхт, Прошкину совсем не хотелось — он вспомнил некоторые намеки, которые слыхал в Москве по поводу этого Саши, но мысли были столь крамольными, что даже думать, а тем более произносить их в слух при руководстве без малейшего фактического подтверждения лояльный Прошкин воздержался.

Корнев притянул Прошкина за рукав к себе поближе и перешел на полушепот:

— Прошкин, ты хоть одно донесение, рапорт или просто письмо от граждан про Баева хоть раз в глаза видел или слышал хотя бы, что такие были? Ведь он общался и с откровенными врагами народа, и с недобитой царской профессурой, и с сомнительными империалистическими дипломатами. Публично. При медперсонале и других студентах, при военспецах. При сотрудниках органов и Коминтрена даже. И что, никто ни разу ничего не написал? Он что — человек — невидимка или ангел с крылышками? Наказать, может быть, и не наказали бы — но сигналы же должны были бы иметь место!

Прошкин задумался. Действительно — так в наше тяжелое время не бывает, чтоб человек жил и на него не писали. И нашел только одно объяснение отмеченному шефом феномену:

— Я думаю, писали, конечно, просто это все изымали из его дела — он ведь с большими связями, даром что молодой…

Корнев кивнул и угрюмо продолжал:

— Послушай меня внимательно. Послушай — плюнь и сразу забудь. Вот что я тебе скажу, Коля. Вот представь себе, что ты — человек неглупый. Даже очень умный. Комдив. И слово твое большой авторитет имеет. Друзей у тебя во множестве, многие из них высоко во власть взлетели. Но газеты ты каждый день читаешь. И видишь такую неутешительную картину — что с товарищами твоими боевыми что-то неладно: тот в уклоны ударился, тот в немолодые годы решил в немецкие шпионы пойти, другой — в американские. Словом, кругом — враги, а ты, как говорится, в окопе. И очень тебе не нравится такая картина. Ну не хочется тебе среди таких вот врагов однажды свое имя увидеть. А здоровья ты не самого блестящего. Вот и ложишься ты в госпиталь. И слух распространяешь — мол, от того болею, что травят меня эти самые подлые враги…

До чего все-таки Корнев умный дядька, в который раз поразился Прошкин и закончил мысль:

— Конечно, человек, которого хотят убить враги, сам врагом не может быть! — Прошкин даже представил себе забавную сцену: вызывает начальство на ковер какого-нибудь командарма Иванова и отчитывает как мальчишку:

— Где это тебя Иван Иванович носило?

А командарм в ответ:

— Боевого товарища — комдива Деева проведывал в госпитале.

Но начальство не унимается:

— Эк нехорошо — его ведь неделю назад бывший кобмриг Сидоров, немецким шпионом оказавшийся, проведывал.

Командарм же Иванов, не моргнув глазом, отвечает:

— Так ведь оттого и был там этот коварный враг трудового народа, что подло извести хотел товарища Деева, а я вот разобрался в ситуации. Позаботился о жизни и здоровье легенды Красной Армии.