Невыживший ,

– Обращайтесь.

Рогожин вышел на крыльцо и открыл зонт. Постоял немного на ступеньках, обдумывая то, что рассказал ему хозяин антикварного магазина. – «Симохин собирался жениться, как только получит развод, или он уже знал, что стал вдовцом? И его родители не были уверены, что приедут на свадьбу. Невеста наверняка их никогда не видела и, возможно, не увидит. А есть ли они вообще? – Рогожин медленно пошел к машине, не обращая внимания на лужи, по которым шлепал. – Может быть, муж Симохиной – один из тех мальчиков, которые воспитывались в приюте? Он мог сменить фамилию и жениться на своей подруге детства. А может, он из тех, кого усыновили?»

Рогожин сложил зонт и сел в машину. Об этом надо было сообщить Самсонову. Он достал мобильник и набрал номер старшего лейтенанта.

* * *

Теплицы тянулись вдоль шоссе, перпендикулярно ему – шесть прямоугольных построек со стеклянными крышами и стенами, огороженные забором из стальной сетки. Неужели здесь выращивали цветы? Какое же количество помещалось в этих шести оранжереях? Трудно было даже представить.

Дремин показал при въезде свое удостоверение, и охранник пропустил его на территорию. Следователь позвонил Разумовскому Виталию Андреевичу, человеку, который был либо родственником, либо тезкой брата жены Бокатова. Полицейский договорился с ним о встрече по телефону, не объясняя причину своего интереса, и теперь сообщил владельцу оранжереи, что прибыл.

– Административное здание справа от автостоянки, – сказал Разумовский. – Метров в двадцати. Видите его?

– Конечно. – Дремин вышел из машины и раскрыл зонт. Он защищал только верхнюю часть тела, потому что дождь хлестал со всех сторон под разными углами и укрыться от него полностью было просто невозможно. Хорошо, что Дремин надел плотную куртку. Кажется, она даже из какой-то непромокаемой ткани. Это жена убедила его купить ее, и младший следователь на секунду испытал теплое чувство благодарности к супруге.

– Я на втором этаже, – сказал Разумовский. – Жду вас.

Полицейский направился к бело-синей коробке, стоящей между двумя теплицами. Рядом с ними административное здание выглядело совсем крошечным.

Внутри у Дремина снова проверил документы охранник.

– Второй этаж, – сказал он.

– Знаю. – Дремин поднялся и вошел в кабинет без стука. Секретаря у Разумовского или не было, или он куда-то вышел.

– Лейтенант Дремин, – представился полицейский.

– Здравствуйте. – Разумовский подал руку.

Он был невысоким, но атлетическим мужчиной, с правильными и тонкими чертами лица, в его внешности даже было что-то вандейковское – Дремин вспомнил картины этого художника, о котором ему в детстве сотни раз рассказывала мать, специализировавшаяся на творчестве фламандских мастеров.

Разумовский был в дорогом костюме (песочного цвета в мелкую белую полоску), но галстук распустил и верхнюю пуговицу рубашки расстегнул. И его можно было понять, потому что в кабинете царила настоящая духота.

– У вас кондиционер сломался? – спросил Дремин, садясь напротив хозяина кабинета. – Как вы тут сидите?

– Как розы в парнике! – мрачно усмехнулся Разумовский. – Только им это в радость, а меня скоро удар хватит. – Он окинул полицейского цепким взглядом. – Я не понял из нашего телефонного разговора, по какому поводу я понадобился органам правопорядка.

– Мне бы хотелось знать, являетесь ли вы родственником Галины Степановной Бокатовой. Конкретнее – ее братом.

Разумовский удивленно приподнял брови.