– На самом деле раздеваться было не обязательно. Наверное, она просто хотела попялиться на твое тело.
– Серьезно, что ли?
– Нет, – Шочи заулыбалась по-настоящему. – Шучу. Одежда мешает току естественной энергии, необходимой для исцеления.
– Уж и не знаю, верить ли тебе, – проговорил Дин. – По-моему, от всех вас, ацтекских цыпочек, добра не жди. Только и пытаетесь покуситься на честь больного беззащитного гринго.
– Если я захочу покуситься на твою честь, – возразила она, – то вполне способна это сделать, когда ты здоров и в расцвете сил. Забыл уже?
Дин не забыл.
– Твоя бабушка еще вернется? – спросил он.
– Просто вышла прихватить кое-какие ингредиенты. Скоро вернется: лечить еще много.
– Не говори так, – ужаснулся Дин. – Я еле-еле первый раунд выдержал.
– Мне жаль.
Дин видел, что ей и вправду жаль. Хоть и прикрываясь остротами, Шочи действительно переживала.
– Знаешь, – Дин махнул здоровой рукой. – Если б мы были в боевике, ты бы сейчас нежно перевязывала мне раны. А потом бы вступил протяжный аккорд электрогитары, и мы бы покатились по постели в замедленной съемке.
– Если б мы были в «Кью, Летающий Змей», – парировала Шочи. – В следующей сцене я бы принесла тебя в жертву Кецалькоатлю.
– Ты же, вроде, говорила, что не смотрела фильм.
Шочи вынула телефон, несколько раз стукнула пальцем по дисплею и развернула его к Дину:
– Решила полюбопытствовать.
На экране ацтекский жрец готовился вырезать сердце какому-то несчастному бедолаге на вершине Крайслер-билдинг[3].
– Сэм прав, – проговорила Шочи. – Кино кошмарное. Смотри, он держит нож совершенно неправильно.
Дин рассмеялся, но смех перешел в слабый кашель. В груди давила тяжесть, правая рука по-прежнему ощущалась чужой и налитой свинцом.
– Ну? Я так понимаю, перевязывать мои раны ты не собираешься?