— Могу вас уверить, что он далек от того, что зло называют мистическим бизнесом. Он приехал приглядеться к Европе.
— Ну, и при случае собрать немного наших фунтов.
— У него достаточно своих рупий, а кроме того, деньги в его глазах имеют свою действительную стоимость, то есть нулевую, — добавил Джо с особым ударением.
— Значит, там даром показывают какие-то спиритические чудеса?
— Да нет же, никаких чудес не показывают, и он совсем не спирит.
— А почему же к нему идут толпы паломников, о которых ежедневно пишут?
— Потому, что всегда и всюду найдется стадо бездельников, псевдоученых, падких на сенсацию, вынюхивающих материал для своих экспериментов, назойливых, полагающих, что мир создан затем, чтобы они могли писать о нем вздорные, запутанные и пустые бредни. Он принимает иногда некоторых, и даже случается, что очень охотно с ними разговаривает, часто спорит, но больше только наблюдает и слушает.
— Так это какой-нибудь серьезный ученый?
— Больше чем ученый — мудрец.
— Причем он часто бросает громы проклятий на нас и нашу культуру, — вмешался в разговор Зенон.
— Что? Что? Отрицать нашу культуру? — спрашивал мистер Бертелет, крайне удивленный, не смея верить собственным ушам.
— К сожалению, да. Он осуждает, и, что хуже всего, мы должны согласиться, что он прав.
— Он прав? Не дразните меня! Очень, очень интересно… Вы должны мне рассказать о нем, а то, я вижу, газеты дают ложные сведения.
— Конечно. Ведь из сотни репортеров, может, всего один видел его и говорил с ним. А написать должны были все, потому что весь Лондон интересуется им.
— Вы его лично знаете?
— Джо с ним совсем близок, даже дружен.
— Если можно так назвать отношение человека к абсолюту.
— Ты его так высоко ценишь? — тише спросил старик.
— Восторгаюсь им и преклоняюсь перед его мудростью.
— Дик, чай наверху, пойдемте туда, дети, — командовал старик, пытаясь подняться со стула. Джо подал ему руку, он облокотился на нее и медленно, тяжело пошел, несколько сгорбленный, но все-таки громадный, подобный старому дубу, покрытому седым мхом, но еще крепкому. Лицо его было румяно, тщательно выбрито, челюсти были сильные, почти квадратные, нос сухой и длинный, лоб высокий, прикрытый густой щеткой седых волос, глаза бледно-голубые, словно выцветшие, но живо сверкавшие из-под густых черных бровей. Весь он был теперь какой-то притихший, спокойный и время от времени твердым взглядом охватывал склоненную голову сына.
ebooksa