Вампиры. Сборник,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нет, если б даже пришлось взломать дверь, я проникну к нему, я должен вырвать его из этого безумия. Очень вам благодарен за сообщение.

— Мы в страхе за него, он не принимает никого из братьев, порвал все отношения с нами, а если еще попадет под власть мисс Дэзи…

— Тогда — что?

— Тогда может погибнуть навек! — мрачно шепнул мистер Смит, рассматривая на камине фарфоровые вещицы.

— Господи, кто же она, наконец, эта мисс Дэзи?

— Тайна… никто не знает… и не следует спрашивать!.. — почти кричал он, зажимая уши, чтобы не слушать вопросов.

— Почему тайна? Мне уже начинает казаться каким-то шарлатанством эта дутая тайна.

— Берегитесь, не раскрывайте этой тайны! Есть вещи, к которым нельзя прикасаться простым любопытством, которые за это мстят! Ты — «неверный» и, как ребенок, играешь с огнем, не зная, что он каждое мгновение может поглотить тебя… Ах, предупреждаю, держитесь дальше от мисс Дэзи — это зловещий огонь. Мы сами боимся ее. Она является на сеансах и производит такие чудеса, о каких никто не мечтал, открывает поразительные вещи и провозглашает такие истины, что… что мы имеем основание бояться… имеем основание бояться ее власти и подозревать, что она посланница не Господа, а — «его»… Может быть, даже воплощение…

— Чье воплощение? — тихо спросил Зенон, невольно вздрагивая.

— Бафомета! — со страхом прошептал мистер Смит, и вынув из жилетного кармана щепотку соли, стал суеверно сыпать ее вокруг себя.

— Бафомета? — переспросил Зенон, ничего не понимая.

— Тише! Не станем больше произносить этого имени! Боже мой! — вдруг крикнул он, падая на стул, потому что раздался близкий и страшный крик пантеры.

Зенон выбежал в коридор; ему показалось, что Ба ревела у самых его дверей, но коридор был совершенно пуст.

— Должно быть, рычит в клетке, может быть, голодна, — объяснял он, стараясь сохранять спокойствие.

— Нет, нет, в этом должен быть какой-то смысл! Я ведь еще не знаю, является ли Ба только животным, не знаю…

— А чем же она является? Не самим ли Бафометом? — издевался Зенон.

— Тише, тише!.. Несчастный, не знаешь, что так произнесенное имя могло в этот миг для кого-то стать смертью, несчастьем, болезнью…

— Каким же это образом? Подхватывает на рога и уносит на Бланкенберг? — продолжал он издеваться.

— Все представляет из себя страшную загадку. Нас окружает мрак, в котором таятся ужас и вечная смерть. Есть слова убивающие, есть имена, от звука которых рассыпаются миры, есть желания, возникающие против нашей воли, есть мысли, от которых зависит движение звезд. Мы, как слепорожденные, ощупью блуждаем в вечном мраке, пока не настанет день освободительницы-смерти, мы с отчаянной верой придерживаемся земного праха и зовем громким голосом: ничего нет, кроме нашей слепой глупости! Но мир еще прозреет, мучительно прозреет! Пусть он побивает камнями пророков, пусть издевается над собственной душой, он все-таки должен быть спасен силой нашей веры и желаний, мы выведем его из бездны, выведем из греховного плена. Наша истина спасет мир! Но пока еще Тот царит и правит миром, гнездится во всех сердцах, подстерегает, ведет смертную борьбу с Богом… — с жаром шептал он, поднявшись с места.

— Старые, разрушенные предания, давно умершие мумии символов, воскресающие в самом трезвом столетии среди самого трезвого народа, вечная тоска по жизни, вечная боязнь смерти!