Мисс Сапсан это услышала.
– Да, Енох. Вы были бесподобны. Все до одного. И вы заметно повзрослели. Но даже у взрослых есть старейшины, которым виднее.
– Да, мисс, – пристыженно буркнул он.
Улучив момент, я спросил у мисс Сапсан, считает ли она, что Бентам с самого начала собирался нас предать.
– Прежде всего, мой брат был очень беспринципным человеком, – ответила она. – Думаю, какая-то его часть стремилась поступать хорошо, и когда он помог тебе и мисс Блум, он сделал это из самых лучших побуждений. В то же время он допускал, что предательство может принести ему больше выгод, и был готов его совершить. И когда я высказала ему все, что о нем думаю, он решился.
– Мисс Сапсан, вы в этом не виноваты, – произнесла Эмма. – После того что он сделал с Эйбом, я бы тоже его не простила.
– И все же я могла быть добрее. – Она нахмурилась, глядя в сторону. – Отношения между братьями и сестрами бывают очень сложными. Иногда я спрашиваю себя, как мое собственное поведение повлияло на путь, который избрали мои братья. Возможно, я была недостаточно хорошей сестрой? Полагаю, что, будучи молодой имбриной, я была слишком сосредоточена на себе.
– Мисс Сапсан, но это… – начал было я, но вовремя остановился и не произнес слово «смешно».
У меня никогда не было ни брата, ни сестры, так что, возможно, ничего смешного в этом не было.
Позже мы проводили мисс Сапсан и других имбрин в подвал, чтобы показать им сердце сооруженного Бентамом Панпетлекона. Я ощутил в отсеке питания свою пустóту. Она ослабела, но все еще была жива. Мне было ее ужасно жаль, и я спросил, можно ли мне ее выпустить, но мисс Сапсан ответила, что пока машину останавливать нельзя. Возможность войти из-под одной крыши в такое количество петель позволяла быстро распространить известие о нашей победе по всему Странному миру, а также оценить степень причиненного тварями вреда и приступить к восстановлению разрушенного.
– Я надеюсь, мистер Портман, что вы меня понимаете, – добавила мисс Сапсан.
– Понимаю…
– Джейкоб привязался к этой пустóте, – сообщила ей Эмма.
– Ну, – смутился я, – это моя первая пустóта.
Мисс Сапсан как-то странно на меня посмотрела, но пообещала сделать все, что возможно.
Боль от укуса на животе становилась нестерпимой, поэтому мы с Эммой встали в очередь на прием к Матушке Пыли. Эта очередь, извиваясь, тянулась по коридору и упиралась в дверь превращенной в клинику кухни. Было удивительно наблюдать за тем, как в эту дверь по очереди, с трудом передвигая ноги, входят избитые и израненные люди – кто с перебитым пальцем на ноге, кто с легким сотрясением мозга или, как в случае с мисс Зарянкой, с пулей из древнего пистолета Каула в плече – и спустя всего несколько минут выходят оттуда как новенькие. На самом деле они все выглядели настолько хорошо, что мисс Сапсан отвела Рейналдо в сторону и попросила его напомнить Матушке Пыли, что ее ресурсы не относятся к возобновляемым, а значит, ей нельзя расходовать себя на легкие раны, которые и без ее вмешательства затянутся без всяких проблем.
– Я и сам ей это уже говорил, – ответил юноша, – но она перфекционистка. Она и слушать меня не стала.
Поэтому мисс Сапсан отправилась в кухню, чтобы лично переговорить с Матушкой Пылью. Через пять минут она вышла оттуда со смущенным видом. Несколько порезов на ее лице исчезли, а рука, поврежденная после того, как Каул швырнул сестру о стену пещеры, свободно двигалась в плече.
– Какая упрямая женщина! – воскликнула она.
Когда наступила моя очередь, я едва не отказался от лечения – на ее целой руке оставались только большой и указательный пальцы. Но она бросила один-единственный взгляд на рваные, покрытые запекшейся кровью раны у меня на животе и практически толкнула меня на койку, которую они установили у раковины. Через Рейналдо она сообщила, что мои раны начали гноиться. Зубы пустот кишат отвратительными бактериями, и, если меня не лечить, мне угрожает серьезная опасность. Я сдался. Матушка Пыль присыпала мой торс своим порошком, и уже через несколько минут я чувствовал себя гораздо лучше.