— Да. По моему мнению, он находился в комнате с накрытым на двоих столом.
— Боже мой! — воскликнул я, ибо сама мысль, что человек, теперь уже мертвый, был в доме в ту минуту, когда мы с Болтоном стояли меньше чем в сорока ярдах от него, показалась мне чудовищной. Ведь в таком случае, если забыть, что мы не догадывались о его присутствии, в наших силах было предотвратить его смерть, воспрепятствовав ходу изощренного механизма убийства, запущенного в Ред-Хаусе.
— Кто-то побывал здесь вчера ночью после вашего с Болтоном ухода, — внезапно заявил Гаттон, когда мы повернулись к двери. — Все, что могло выдать убийцу, убрали. Если посмотреть на дело непредвзято, становится совершенно ясно, что того, у кого хватило ума спланировать такое преступление, вряд можно обвинить в глупейшем недосмотре: он не мог случайно забыть фотографию на каминной полке.
Я слышал, что инспектор говорит с настоящей убежденностью, и с моих плеч будто свалилась гора. Мне давно было понятно, что случайностью здесь и не пахло, но я боялся, что с точки зрения закона, с которой смотрел на дело мой спутник — а взгляд закона всегда особый — все могло представляться в ином свете.
— Умный и хитрый негодяй, спланировавший преступление, как вы и сказали, Гаттон, тут дал маху, — сказал я. — Убийство задумано необычайно изобретательно, но попытка свалить вину на другого отличается весьма посредственным исполнением. Это не обманет и ребенка.
— Вы правы, не обманет. Одно лишь то, что мы обнаружили портрет здесь, убедило меня в невиновности мисс Мерлин больше, чем любые уверения в чистоте ее совести.
Он загадочно улыбнулся и добавил:
— Видите ли, если близкие друзья не подозревают о вашей склонности к преступной деятельности, это не значит, что вы не преступник. Поэтому я ничуть не удивляюсь, когда у осужденного вора или убийцы находятся рекомендации, способные сделать честь самому архиепископу. Но когда мне попадается искусственно созданная улика, я чую ее за милю. Настоящие улики так о себе не кричат.
Мы вышли на крыльцо и направились по усыпанной листьями дорожке к главным воротам. Там, рядом с дежурным констеблем, стоял мужчина в штатском, несомненно ожидавший инспектора.
— Да? — без обиняков обратился Гаттон к незнакомцу.
— Она у нас, сэр, — кратко отрапортовал тот.
— Это он о Мари? — спросил я.
Гаттон кивнул.
— Полагаю, мистер Аддисон, мне следует немедленно отправиться на Боу-стрит[5], куда она уже доставлена для допроса. Вы едете со мной, или у вас другие дела?
Я нерешительно ответил:
— У меня нет особого желания смотреть в глаза этой женщине, но я буду премного обязан, если вы сообщите мне о результатах ее допроса.
— Я обязательно расскажу вам все, — сказал Гаттон, — а вы немало обяжете меня, если чуть позже снабдите нас сведениями о кошачьих статуэтках. Ведь вы упоминали, что кое-что о них знаете.
— Конечно. Вы по-прежнему уверены, что знак на ящике и изображение женщины-кошки имеют большое значение для расследования?
— Не сомневаюсь в этом, — ответил он. — Если фотография видится мне откровенной подделкой под улику, то кошка подлинна и выведет нас на верный след. Думаю, вам лучше вернуться домой прямо сейчас и освежить в памяти сведения, которые вы считаете важными, а когда я приеду к вам, мы быстро все обсудим.
— Именно так я и поступлю, — сказал я, — хотя и полагаю, что почти сразу найду все необходимые материалы.