— Я больше никогда не позволю себе влюбиться. Слишком уж много страданий мне пришлось пережить.
— Но я безумно люблю тебя. Берта, неужели не видишь? Я раньше не испытывал ничего похожего, это совсем новое чувство! Любимая, я не могу жить без тебя. Молю, разреши мне остаться.
— Это невозможно. Пойдем, милый, мы и так слишком задержались.
— Поцелуй меня еще раз.
Улыбаясь сквозь слезы, Берта обвила руками шею Джеральда и поцеловала его мягкие, детские губы.
— Ты так добра ко мне, — прошептал он.
Они молча пошли к вокзалу и через какое-то время вернулись в Челси. На пороге квартиры Берта протянула Джеральду руку. Он посмотрел ей в глаза с такой грустью, что у нее защемило в груди, затем едва заметно коснулся пальцев Берты и ушел.
Оказавшись в своей комнате, она бросилась на кровать и зарыдала. Только теперь она догадалась, что любит Джеральда. На губах Берты все еще горели поцелуи юного красавца, руки помнили его прикосновения. Внезапно она поняла, что лгала себе: ее сердце было словно зажато в тиски, и виной тому оказалась не дружба и не привязанность, но бурная, страстная любовь.
На мгновение молодую женщину пронзила острая радость, но в следующую секунду она вспомнила о своей несвободе и разнице в возрасте — девятнадцатилетнему мальчику женщина двадцати шести лет должна казаться почти старухой! Берта схватила зеркало и посмотрела в него; подошла ближе к свету, чтобы не пропустить ни одной мелочи, и принялась разглядывать лицо, выискивая признаки уходящей молодости — морщинки.
— Боже, какая нелепость, — вслух проговорила она. — Я просто смешна!
Джеральд только говорит, что любит ее, но уже через неделю забудет о ней, встретив на пароходе хорошенькую девушку. И все же Берта была уверена, что он действительно любит ее; кто-кто, а она-то разбирается в чувствах. Она с ликованием думала, что это и есть настоящая любовь, разительно отличающаяся от слабого влечения Эдварда. Джеральд любит ее всем сердцем, всей душой; он трепещет от одного прикосновения Берты и бледнеет, пылая муками страсти. Жаркое томление явно читалось в его взгляде. Да, да, именно о такой любви мечтала Берта — о любви, что способна убить и вознести в небеса. Так почему же это прекрасное чувство ее печалит? Берта встала, торжествующе вскинула руки, и в пустой комнате с ее уст слетели слова: «Приди, желанный мой, ибо я люблю тебя!»
Утро принесло нестерпимую тоску. Их любовь тщетна: ее брак и его отъезд делают ее невозможной, а разница в возрасте — почти абсурдной. И все-таки Берта не могла унять боль в сердце, не могла сдержать слез.
Джеральд явился в полдень, когда Берта была дома одна. Он смущенно, почти робко приблизился к ней.
— Берта, ты плакала?
— Мне очень тяжело, — вздохнула она. — Джеральд, прошу тебя, забудь вчерашнее недоразумение. Не произноси слов, которых я не должна слушать.
— Я люблю тебя и ничего не могу с этим поделать.
— Неужели ты не понимаешь, что это — полнейшее безумие?
Берта злилась на себя за любовь к Джеральду, на Джеральда за то, что он пробудил в ней страсть, которая заставила ее презирать свою натуру. Как отвратительно и противоестественно, что она жаждет броситься в объятия распутного мальчишки — это унижает ее в собственных глазах!
Джеральд уловил яростное выражение в глазах Берты и отчасти понял его.
— О, Берта, не смотри так, — попросил он. — Не смотри, как будто меня ненавидишь.