Девушка вернулась в прихожую, и не успела я обрадоваться завершению экспедиции, как разглядела то, что пропустила при входе. Люк в полу. Пашка потянула за ручку, в лицо нам дохнуло холодом и тьмой. Раньше в таких ямах нормальные люди хранили продукты, а чем там занимался целитель-экспериментатор, я знать не хотела. Явидь вгляделась в темноту мгновенно раздвоившимися зрачками. Я смогла разглядеть очертания первой ступеньки.
— Жди здесь, — скомандовала Пашка и стала спускаться.
Вот тут меня проняло по-настоящему. До сих пор я считала нашу вылазку авантюрой, капризом девчонки, у которой пропал парень. Как я спускаюсь в свой подпол? Три ступеньки и прыжок с последней. А подруга шла вниз. Первая ступенька, вторая, третья, пятая, седьмая, одиннадцатая. Не лестница из перекладин, за которую надо держаться руками, а подземная шахта, больше уместная в замке, чем в деревенской избе.
Святые! Я не могу оставаться тут. Не хочу воспитывать яйцо, если с Пашкой что случится, мне бабки за глаза.
Я достала телефон и, настроив подсветку экрана на максимум, ступила на лестницу. Так и есть: камень не дерево. Внизу что-то блеснуло, и я увидела Пашкино лицо, задранное кверху глубокого колодца темноты. Свет отражался от ее зрачков. Я стала спускаться следом, подсветка экрана терялась на фоне всеобъемлющей темноты. Нам предстоял путь вниз.
У страха глаза велики, всего минута или около того в каменном мешке, по стенам которого закручивается спиралью лестница, а я уже начала дергаться от каждого шороха, который сама же и издавала. Спуск закончился у каменной арки входа. Куда? Не знаю. Мы оказались в странном месте — зале, размеры которого трудно оценить, когда из источников света у тебя экран сотового. Каменный пол с рисунком из желобков, то и дело пересекавшихся и убегавших дальше во тьму. Пашка ушла вперед, изредка ее шаги отражались глухим эхом то с одной стороны, то с другой, и где она на самом деле, оставалось лишь гадать.
Я нащупала рукой ближайшую стену и пошла вдоль нее. Под пальцами неровность грубой необработанной породы и холод. Пещера уходила все дальше и дальше, и я уже не думала, что прогуляться по подземному лабиринту было хорошей идеей, когда стена под пальцами неожиданно обрела скользящую гладкость и теплоту. Я направила на нее свет экрана. В этом месте породу долго шлифовали, до стеклянной гладкости, до блеска, до разбегающихся по подземелью лучиков, будто расчищали холст, чтобы потом нанести на него круг. Вплавить в него. Толстая полоса углубления в породе, загнутая в кольцо. Я провела пальцем по окружности: та же шлифовка и гладкость, но на пару сантиметров глубже. В круг вписан знак интеграла, лежащего горизонтально. Эмблема здорово напоминала клеймо.
— Знак рода, — сказала явидь, и я подпрыгнула на месте.
Телефон выскользнул, упал на пол и потух. Я выругалась, присела и стала шарить рукой в темноте.
— Пошли. Здесь ничего нет, — грустно сказала девушка, наклоняясь и вкладывая трубку сотового мне в руку.
В ее голосе было столько разочарования, у меня язык не повернулся сказать, что идея была бредовой с самого начала. Бывают ситуации, когда радуешься даже таким. Влюбилась ли она на самом деле в той степени, в которой это доступно нелюдям, или проснулся инстинкт защищать гнездо и тех, кто считается семьей? Не знаю. Для всех будет лучше, если Константина не найдут. Для всех. Для меня. Для нее. Для стежки. Для виновников его исчезновения, буде такие найдутся. Даже для… э-э-э, яйца. Отсутствие экспериментатора — благо, а присутствие — проклятие. Я в это верила.
Мне начали сниться кошмары. Плохие сны и раньше были частыми гостями в моей спальне, но они были привычными, если так можно сказать про кошмары. Я знала свои страхи, знала, чем заканчивались. Этот был новым. О темном спуске колодца, об арке, ведущей в каменный зал, о неровной стене, о шагах в темноте и о разбивающемся и гаснущем сотовом. Из тьмы выходила не подруга, а кто-то другой. Он хватал меня за одну руку, а стена под другой начинала гореть и плавиться, течь, как металл, изменяться. Невидимая ладонь сдавливала кости до треска. Голос из темноты кричал: «Знак рода! Знак рода!»
В первый раз я отмахнулась от сна, зная, что ничего другого после прогулки по подземелью и быть не могло. На следующую ночь сон повторился с тем отличием, что пришло осознание, где я. Метры земли и камня над головой, удушливое чувство безнадежности. Мне никогда не выбраться из темноты. Мы с незнакомцем кричали вместе, он — о знаке, я — от ужаса.
На третью ночь стало хуже, потому как я спускалась не в чужое подземелье на брошенной стежке, а в собственный подпол. И уже там меня ждали незнакомец и готовая расплавиться стена.
Сон у бабки был крепок и приправлен храпом, из-за которого она вряд ли что могла слышать. Что ей крики посреди ночи? В центре брошенных стариков к этому быстро привыкаешь.
То, что кошмары могут вырваться из мира снов в обычный, я поняла почти сразу. Заболела левая рука. Та самая, которой я касалась стены, под которой плавился камень. Словно я положила ладонь на электрическую плитку и подержала пару секунд. Ну, или к утюгу. На внешнем виде это никак не сказывалось: ни красноты, ни опухоли, ни волдырей, ни слезающей кожи. Но в кулак я ее сжимала с трудом. Фантомная боль. Боль от несуществующего ожога. После третьей ночи пальцы гнулись с трудом. Стоило закрыть глаза — и вместо них представлялись вареные сардельки, стоило открыть — обычные фаланги, стоило сжать, и я охала от боли. Самое время посетить целителя. Ах, да, я же забыла, он временно недоступен.
Тонкая рукоять в очередной раз выскользнула и упала на пол. Я тренировалась доставать трехгранник из рукава. Почему-то обращаться со стилетом надо было именно левой рукой, той, что гуляла по подземельям вместе со мной.
— О чем думаем? О новых сапожках? Сумочке? Шубке? — спросил Николай Юрьевич, наклоняясь за деревянной заготовкой, изображающей на уроке стилет.
Я молчала. Отговорок он не жаловал, жалоб тоже. Он протянул деревяшку и скомандовал:
— Еще раз.
ebooksa