Маленькие Смерти

Ивви шепчет мне:

— А это всегда такая чушь?

— Ну, — говорю я. — Вообще-то неважно, что именно ты говоришь, а важно — чего именно ты хочешь. Голос просто манифестация, но слышат тебя не так.

— Тогда зачем так пафосно?

Я собираюсь было ответить, но мы с Ивви ловим папин взгляд, тот самый, что я получил после того, как украл робота у Данни Блума. Такой взгляд не предполагает разговоров.

Папа чуть щурится, а Мэнди жестом показывает, что следит за нами.

— Мы призываем Грэйди Миллигана, — говорит папа.

— Покажи нам его, — добавляет Мэнди.

Я замечаю, что Ивви трясет. Для первого раза — слишком сильные обряды. Вообще-то в неписанных правилах безопасности для медиумов говорится о том, что новички не должны принимать участия в сильных обрядах — от этого они могут даже заболеть — тело еще не приучено впускать в себя столько тьмы.

Но Ивви не девчушка-медиум, в первый раз оказавшаяся на кладбище после заката. В ней наша кровь, а значит она способна принять куда больше темноты мира мертвых, потому что эта тьма уже содержится в ней, в ее крови.

Папа и Мэнди расцепляют руки, и я вижу, как от кончиков пальцев у них струится темнота, льется, чтобы свиться вокруг окровавленного свиного черепа. Я вдруг чувствую себя вовсе не в нынешнем году, а за тысячи лет до этого.

Чувствую себя дикой тварью, едва узнавшей слово и в немом восторге пляшущей у костра. Чувствую силы, протекающие в земле, в воздухе, в небе. Чувствую силы, связывающие меня с теми, кто одной со мной крови. Мир вдруг становится будто бы совсем другим: незнакомым, опасным, полностью заколдованным и освещаемым только пламенем костра. Я оказываюсь в бурном потоке, который люди разучились чувствовать на берегу Инда, Нила и Евфрата. Давным давно, когда были созданы первые города и люди забыли, что это такое — быть совершенным одним в едином ритуале с теми, кому принадлежит одна с тобой кровь.

Непрерывный поток крови.

Я стою на могильнике, и сила, которую я могу взять в любой момент поднимается и опускается под землей, будто кто-то дышит, тяжело и глухо.

Темнота проникает в глазницы свиного черепа. Тотем — это мертвый предок. Все очень просто.

А потом я вижу, как череп свиньи раскрывает пасть. Кровь повисает на остром носу каплями, свисает нитями между клыков. Я слышу то, что когда-то было голосом Грэйди Миллигана.

Череп свиньи говорит, хотя у него нет языка, как у Грэйди больше нет голоса.

— Серьезно, ребята? Вы решили просить у меня изгнать меня?

— Не лишено остроумия, правда? — улыбается папа.

— Кроме того, нам не у кого больше просить — ты наше божество, — добавляет Мэнди.