– Думаю, мой сын Янош тоже имеет дар, но время покажет. – Конюший Сильваши брал Яноша с собой, и не по возрасту серьезный мальчик молча слушал, как двое мужчин, кузнец и конюший, обменивались новостями о коневодстве, о вторгшихся турках, о политике Габсбургов и об участии рода Батори-Надашди в австро-турецкой войне.
Зузана, которой было тогда всего пять лет, смотрела через комнату на мальчика. А тот не обращал внимания на малышку, к тому же с изуродованным лицом.
– Ты что, свалилась в яму с углями? – однажды спросил он ее.
– Нет, – в замешательстве ответила она. – С какими еще углями?
Мальчик протянул к ее лицу левую руку, и впервые она увидела белый шрам у него на краю ладони.
Янош, пощупав край глубокой оспины у нее на лице, печально рассматривал рубец. Схватив за запястье, Зузана убрала его руку от своего лица.
Детскими пальчиками она ощупала свою кожу, выгнув шею и опустив подбородок.
– Мама говорит, что это оспа. Меня спасли ангелы.
– Ангелы? Нет, это, наверное, чье-то колдовство спасло тебя от смерти. Ты просто родилась счастливой.
Янош Сильваши стал единственным, кто назвал ее счастливой.
На следующее утро Зузана проснулась от страшного холода. Глотать было ужасно больно, из носа непрерывно текло, и она вытирала его тряпкой.
Она напудрила свой распухший и покрасневший нос и засунула в передник тряпку, всеми силами стараясь не шмыгать носом.
Графиня уселась на свое кресло с высокой спинкой для совершения утреннего туалета и в зеркало посмотрела на служанку.
Зузана не удержалась и чихнула, подняв руки, чтобы закрыть лицо.
– Что такое? Зузана, ты заболела! Как ты посмела приблизиться ко мне в таком состоянии?!
– Извините, графиня.
– Я не позволю тебе прислуживать мне с таким шмыгающим носом и слезящимися глазами, – проговорила та и пальцем указала на дверь. – Прочь, сейчас же! Поработай на кухне, наноси воды, затопи очаг. Делай все, что велит повариха Брона.
– Да, графиня.
– Вернешься, когда полностью выздоровеешь. И ни минутой раньше.