Коромысло Дьявола

22
18
20
22
24
26
28
30

Они ведь живут, неофит, не духом, они плотью к седмице биоритмами привязаны, социализированностью обусловленными. Уикенд у них…

— Понял, понял я все. Хорош грузить…

— Если въехал, то кончай онанировать и пошуршал ко мне на дачу. Павел Семенович, кстати, уже здесь, приехавши. Но покуда не отдыхавши…

— Не извольте сомневаться, Вероника свет Афанасьевна. Да, леди лейтенант Нич, мэм! Яволь! В айн момент приеду к вам, гнедиге фройлян Ника.

— Эй-е-ей! Ты это со своей тачкой полегче, неофит. Не шибко-то в дороге бузи. Не то аккурат промеж ног, промеж рог ретрибутивностью тя, милок, больно, горько и невкусно…

— Не учи ученого…

Спустя четверть часа рыцарь Филипп аккуратно, без лихачества выехал к арматору Веронике. Охрана проводила его внимательными взглядами и обменялась мнениями:

— Поднялся чувачок… На тачку хорошую пересел.

— Он у босса в доверии состоит и у Гореваныча в дружбанах ходит…

«Лендровер» рыцаря Филиппа, оставленный им ночевать во дворе, по-дружески душевно доверял охранникам. Однако арматорской машине не очень пришлись по нутру тамошние дворничихи, коты и неистребимые маразматики-пенсюки у ближних подъездов.

«Душевное оно дело — партсобрание старперов разогнать. Политклуб, из рака ноги. Как им только не надоест америкосов проклинать!

Также понятненько, почему мой джип старых пердуний скамеечных скопом по квартирам расточил. С утреца их… За ведьмовство и сглаз зложелательный. Вреда в минимуме, хотя злобы бесовской у иной подъездной бабы-яги побольше, чем у трамвайных кондукторов…

Дворничихи такие же злобные и тупорылые мегеры. Вспомнить хотя бы ту дуру, которой охрана в чан настучала зимой. Додумалась, падла простодырая, газон посыпать песком с солью. Это, чтоб наискосок было удобнее кривой дорожкой к ней в дворницкую напрямки чапать. А там хоть трава не расти…»

Отчего его «лендровер» невзлюбил дворовых котов, помойных и квартирных, Филипп также сообразил, не прибегая к дару инквизитора. Еще полгода тому назад немного понаблюдав за парковочной обстановкой во дворе, он пришел к зоологическим и этологическим выводам. И сей же час их с определенностью подтвердил.

Определенно, его новой машине не пришлось по вкусу то, как чрезмерно плодовитое и общительное кошачье племя повадилось обнюхивать и вонючим экскрементом метить номера, колпаки, обвесы, подножки припаркованных автомобилей.

«А кому, скажите на милость, понравилось бы, если этакая мелкая бестия всякий раз на стоянке норовит тебя фекально обделать, уделать, завонять?..»

В дорожное настроение Филипп вошел с ходу и завелся с пол-оборота, выезжая со двора. Затем он укрепил боевую готовность, на глаз и с помощью минимального использования прогностики и предзнания определяя возраст встречных и попутных автомобилей. Обгонять его «лендровер» никто не рисковал и не пытался.

«Приплыли! Явление дерьма народу… Кругом бесовское старье всплошную. Одна нулёвая машина с конвейера в Дожинске приходится на сорок тачек, годных только для автомобильных свалок Европы и Америки. Пенсионный фонд, отстой и помойка…»

Политической экономией Филипп Ирнеев не увлекался и воспринимал как должное, что родился в отсталой стране, где сгнивший на корню коммунизм явился то ли удобрением, то ли гербицидом для чахлых побегов капиталистической демократии и авторитарной рыночной экономики. Но в путевых впечатлениях он по обыкновению пребывал, особо не раздражаясь и глубоко не вникая в подоплеку происходящего. «Sine ira et studio», если правильно истолковать древнеримское крылатое словцо Тацита. И подобно его автору глубинные причины настоящего положения дел наш герой отбрасывал и кадрировал.

«…Ездят белороссы на чем попало из мелких доходов. Господи спаси и сохрани люди твоя… Если у них не тачки, а свальный грех на лысой резине и черт знает как разрегулированном зажигании…»