Копье. Гробница

22
18
20
22
24
26
28
30

— Единственная вещь, которую я так и не смог пока разгадать — это что ты обычно пьешь.

Она невольно улыбнулась:

— Что окажется под рукой, — отпив глоток вина, девушка поставила бокал на стол рядом с бутылкой; Холлоран отметил про себя, что бутыль была пуста больше чем наполовину.

— Я очень шокировала тебя прошлой ночью? — спросила Кора, глядя на свой бокал.

— Очень, — подтвердил Холлоран.

Она резко вскинула голову и окинула его ироничным взглядом.

— Но провалиться мне на этом месте, если это не доставило мне удовольствия, — быстро прибавил он.

— Это он заставил меня.

— Что?..

— Он заставил меня пойти к тебе в комнату, — взяв бутылку со столика, девушка долила вина в свой бокал, хотя он был еще наполовину полон. — Феликс сказал, чтобы я шла к тебе в ту ночь.

Холлоран был ошеломлен.

— Я не понял, — тихо произнес он, вопросительно глядя на молодую женщину, сидящую рядом.

— Он приказал мне совратить тебя. Не знаю, зачем. Может быть, он просто проверял тебя таким образом. Или меня… Возможно, он получал удовольствие, изобретая новый способ унизить меня, сделать шлюхой.

— Зачем ему это понадобилось?

— Феликсу нравится ставить людей в зависимое положение. Пройдет еще немало времени, прежде чем ты сам убедишься в этом.

— Кора, это же совершенно бессмысленно…

— А разве многое из того, что ты уже успел увидеть здесь, не кажется тебе столь же бессмысленным?.. Мне очень жаль наносить такой удар по твоему самолюбию, но я говорю правду: прошлой ночью я лишь выполняла данные мне указания.

Ее рука неожиданно дрогнула, и Кора сделала большой глоток, чтобы не пролить вино на свой белый махровый халат. Быстро взглянув на Холлорана, девушка удивилась: он все еще улыбался. Но теперь в его улыбке не было ни капли теплоты. Словно из-под маски внешней любезности и вежливости на миг показалось истинное лицо этого жестокого, холодного человека.

— Скорее всего, Клин просто хотел отвлечь меня от того, что происходило в доме, — сказал он.

У нее перехватило дыхание. Он был прав… По какой-то непонятной ей самой причине Коре хотелось посильнее уязвить Лайама, задеть его, причинить ему боль, чтобы прорваться сквозь оболочку уверенности в себе, в своих силах, разрушить этот облик героя, который задевал в ней чувствительную струнку. И более того. В ее неосознанном желании скрывались иные чувства. Она хотела его как мужчину, и прошлой ночью она охотно, по доброй воле пошла к нему. Ее тянуло к нему, словно он был… (Кора сделала над собой усилие, пытаясь собраться с мыслями) ее избавителем… как Марию Магдалину когда-то привел ко Христу слепой, безрассудный инстинкт… О, Боже, какой идиоткой она была! Даже когда он взял ее, грубо и жадно, ей хотелось большего, гораздо большего. Им пришлось продолжать заниматься любовью, изобретая все новые способы, чтобы она, наконец, смогла достичь вершины удовольствия… Это Феликс довел ее до такого состояния, сделав рабой чувственности, но не чувств… Она презирала Лайама за то, что позволила ему увидеть ее такой, какая она есть на самом деле. Она пыталась уязвить его, причинить ему боль, но он повернул дело так, что она сама оказалась унижена…