Выплюнул сигарету и сказал:
— Вставайте, как хотите. Только собачек поласкайте. Давай, Алик.
Алик направил камеру на Эльвиру.
— Подождите! — вдруг всполошилась Эльвира. — Мне надо волосы поправить!
Репортер вздохнул и сказал:
— Ладно, Алик, сними пока собачек. И планы… А чего тут вонища такая?
Эльвира не стала обсуждать тему недофинансирования. Она напудрила нос, взбила чёлку, торчавшую из-под шапки, и наклонилась к собачкам.
— Ну, мои деточки, кто первый к маме на ручки пойдёт?
Жирные детки сидели на задних лапах, вывалив розовые пуза. Жмурились на солнце. Изредка выкусывали из боков блох.
— Ну, давай ты, Кеша, — сладко сказала Эльвира кривобокой собачке с уродливой мордой недоделанного мопса.
Кеша лениво тявкнул и полез на подставленные ручки. И тотчас из-за стены питомника раздался многоголосый лай.
— Фу ты, черт! — сказал репортёр, оглядываясь на питомник. — Они нам поговорить не дадут. Чего они?
— Съемок не любят. Да и ревнуют… — кокетливо сказала Эльвира.
— Ревнуют… Да просто завидуют они этим, — сказал Алик, кивнув на Кешу. — Ишь, три толстяка.
Репортёр сказал:
— Ну, черт с ними. Всё равно главный разговор в студии будет… Ну, Эльвира Борисовна, вы готовы?
— Готова!
Эльвира ласково трепала Кешу, который внезапно заугрюмился.
— Значит, Алик, давай.
Он сунул микрофон Эльвире в лицо и спросил неожиданно бодрым голосом: