— Слышь, Клава! Живодёры приехали! В нашем ауле собак будут душить!
Из-за противоположного забора, к удивлению военного, сразу же высунулось востроносое, в полушалочке, личико.
— Ты спрячь свою Динку, или как её! — продолжила баба Надя.
— Дык спрятала уже! — пронзительным фальцетом завизжала в ответ баба Клава.
"Та-ак, — подумал военный, — Значит, фактор внезапности сам собой отпадает".
Каждый переулок был заперт с обеих сторон самой разнообразной техникой: от мусоровозов и бульдозеров "Спецавтохозяйства" до грузовиков вызванной на подмогу воинской части и, конечно, милицейских машин. Милиция и военные, правда, в дело не вмешивались, они вообще тут были как бы в стороне. Они стояли кучками, курили, балакая между собой, а само дело их словно не касалось. Но когда с подвыванием на них наскочил пёс, изгнанный из какого-то ночлега "живодёрами", милиционеры отреагировали мгновенно: несколько ударов дубинками, — и пёс отлетел в сугроб и затих.
Собаколовы прочёсывали местность методично, со своими громадными сачками и сетками. Они шли по четверо, а позади шагал милиционер с автоматом и опасливо косился по сторонам.
Между тем уже рассвело. Фиолетовые упругие тучи превратились в сырые тяжкие облака. И внезапно стоявший много дней мороз спал. Казалось, это произошло чуть ли не мгновенно. Только что звенели провода и потрескивали деревья, — и вот уже изморось пала на них. Белыми стали и автомобили, и бульдозеры, и заборы, и даже кацавейка бабы Нади, которая, заняв пост на крыше своего низенького — под мотоцикл — гаража неотступно следила за военными действиями, при этом громко делясь с соседями своими соображениями.
Но эти соображения заглушал истошный собачий вой и визг. Вой поднимался всё выше над поселком, достиг уже товарной станции и дальних многоэтажек, так что люди стали выглядывать из окон.
Собаколовы, вбрасывая в "воронок" ещё советских времён очередную жертву, выглядели слегка виноватыми, и по сторонам не глядели.
— Душегубы-то, слышь, — кричала баба Надя бабе Клаве, — уже на Стрелочный зашли. Возле дома бабы Маруси кого-то изловили!
Баба Клава, по причине малорослости, ничего не видела, и поэтому с напряжением внимала визгу соседки.
Машин-собаковозов было две. И они беспрерывно курсировали между поселком и недалёким отсюда мусороотвалом. Внутрь фургонов были введены выхлопные трубы, и на мусороотвале мёртвых собак крючьями вытаскивали рабочие и нанятые бомжи и сбрасывали в глубокую шахту — знаменитую "трубу Беккера". В этой самой трубе трупы бродили, как старый виноград, и как бы самопереваривались.
Труба стояла неподалеку от собачника — хлипкого сооружения из досок. Там обычно держали отловленных собак, когда не было прямого приказа "душить". Или когда некоторым собакам, после душегубки, удавалось выжить.
* * *
— Вы хоть душегубку-то свою не включайте! — чуть не плача, кричала смотрительница питомника тётя Галя, женщина с обветренным, распухшим лицом. Она вытирала нос громадной рукавицей, и начинала причитать:
— Ить некуда уже толкать. Все клетки полные. Я счас вольер открою, — пускайте их туда!
Собаколовы, и без того пускавшие газ через раз, стали молча выпускать живых в вольер — небольшое загаженное помещение без крыши, предназначенное, по идее, для выгула бездомных собак.
В самом питомнике, — или, точнее, отстойнике, — собаки были набиты в клетки до отказа. Большая часть из них, от усталости и голода, лежали друг на друге вповалку, лишь иногда слабо огрызаясь на соседей.
Тётя Галя ругала собак матом, сморкалась, и выходила на подъездную дорогу — встречать очередную машину.
ebooksa