— Меня забрали под Шайло.
— Имеете в виду Питсбургскую кампанию? Меня забрали под Энтитемом [14].
— Вы, разумеется, имеете в виду Шарпсберг, — скорее, утвердил, чем спросил Лоусон. — Я был капитаном.
— Я был майором… капитан.
— О… — только и сказал Лоусон, вернув своему новому знакомцу столь же насмешливую улыбку. — Что ж… мы премного благодарны за вашу помощь, майор.
— Вы бы лучше сначала поинтересовались положением дел у своих людей, — прорычал человек-гора. — Чую их кровь.
Все, кроме Энн, замерли соляными столбами… а некоторые — в буквальном смысле, потому что снегопад усилился, температура упала, а сам вагон шел трещинами, словно на нем потоптались огромные ботинки гиганта, ненавидевшего поезда, и охотно впускал внутрь холод Пришло время подсчитать потери…
Раненая девушка сильнее не пострадала — похоже, она даже не пришла в себя и не познала того ужаса, что пришлось испытать остальным. У Эстерли было несколько порезов от осколков битого стекла, но он сохранял присутствие духа в бою, защищая себя и раненую с помощью нательного креста, который буквально выжигал тварей, что бросались на них. Эрик мучительно кривился от болезненного грубого следа вампирской жажды на левом плече ниже локтя и от нескольких укусов в горло, однако атака монстров была вовремя прекращена выстрелами дробовика. Матиас боролся ожесточенно и достойно и, несмотря на несколько несерьезных укусов и царапин, умудрился остаться в живых.
Остатки армии Младшего, похоже, решили, что сегодня достаточно подкрепились, поэтому покинули поле боя и оставили вагон в покое.
— Я в порядке, — пробормотал Рустер, сумев подняться на ноги. Его спас тот факт, что два вампира, которые на него бросились, принялись бороться друг с другом за право выпить его кровь. После небольшой перебранки женщина-вампир добралась до его шеи, а клыки мужчины впились в правую руку, но сразу после этого выстрел дробовика уничтожил голову женщины, а удар топора пришелся по шее ее товарища. — Я в порядке, — повторил Рустер, несмотря на то, что потерял много крови и с трудом держался на ногах. — Меня можно смело помещать в психушку, но я в порядке.
— Гантт? — позвал Лоусон. Ответа не последовало.
Человек-гора уже прошелся по вагону, ведомый сильнейшим ароматом человеческой крови.
— Этот мертв, — возвестил он. — Глотка разорвана… грудь тоже. Сердце вырвано, — он обратил к Лоусону свое грубое морщинистое лицо и посмотрел на одинокого убийцу вампиров своими прищуренными голубыми глазами. — Похоже, сердце забрали и скрылись. Кровавый след идет через окно…
Тревор и сам это видел. С почти ощутимой физической болью, не имеющей отношения к начавшей заживать ране на боку, он посмотрел в широко раскрытые, застывшие, мертвые глаза Гантта. Ненавистный, но столь желанный вид запекшейся крови в уголке рта проводника привлек его взгляд, и он с трудом заставил себя отвернуться. А ведь это могла сделать Ева, подумал Тревор. Если так… что ж, Ла-Руж хорошо ее обучила.
У него не было сомнений, что Ла-Руж находилась где-то неподалеку. Может, не в Монтане, но достаточно близко, чтобы принять непосредственное участие во всем этом, поэтому ей, должно быть, быстро донесут, что Лоусон и на этот раз сумел сбежать.
Впрочем, радоваться было рано: ни ему самому, ни другим выжившим еще не удалось выбраться из этой истории до конца. Хелена пока что казалась невообразимо далекой… а еще нужно было что-то решать с этой троицей.
— Йозефус Уайлдер, — представился человек-гора. — Тебя как звать?
— Тревор Лоусон. А ваше имя? — он обратил пронзительный взгляд к майору.
Субъект, стоявший рядом с преподобным Эстерли и раненой девушкой, следил взглядом за индейцем, расхаживающим из стороны в сторону и осматривающим тела убитых вампиров.
— Ахиллес Годфри, — ответил, наконец, мужчина.