Милламент. Твоя правда. Но потом я что-то делала!.. Минсинг, что я делала? Отчего задержалась?
Минсинг. А вы, сударыня, взялись читать письма — целую пачку.
Милламент. Ах да, письма! Пришли письма. Меня просто замучили письмами, Я их ненавижу. Ведь никто не умеет писать письма, а все пишут, зачем — неизвестно. Они только и годятся на папильотки.
Уитвуд. Да неужто? Вы все их пускаете на папильотки, сударыня? Ну тогда я буду оставлять себе копии.
Милламент. Нет, мистер Уитвуд, я накручиваю волосы только на стихи. Прозу я не беру. От прозы они не вьются. По-моему, мы однажды это испробовали, Минсинг.
Минсинг. Как же, сударыня, век буду помнить.
Милламент. Минсинг, бедняжка, тогда все утро с ними возилась...
Минсинг. Покуда пальцы не свело, да-да. И все без толку. А как госпожа на стихи их крутит, они и назавтра хоть куда — такими рассыпаются колечками, любо-дорого смотреть.
Уитвуд. Колечками рассыпаются? Кто бы подумал!
Минсинг. Вам бы все насмешничать, мистер Уитвуд.
Милламент. Вы вчера обиделись, Мирабелл, да? Взяли и ушли. Я вот подумала об этом, и мне стало неприятно, а теперь даже довольна, что так вышло. По-моему, я вас огорчила.
Мирабелл. И это вас радует?
Милламент. Ужасно. Люблю огорчать людей.
Мирабелл. Зачем притворяться жестокой, это качество вам не присуще. Вы способны давать радость — разве этой власти мало, чтоб утолить тщеславие?
Милламент. Нет уж, простите. Настоящая власть питается жестокостью: тот, кто перестает быть жестоким, утрачивает власть. По-моему, расстаться с властью способны только старые и безобразные.
Мирабелл. Так знайте: жестокостью вы погубите того, на ком зиждется ваша власть, — своего обожателя, а без него и сами ничего не будете стоить! Дело в том, что без поклонника вы — не красавица. Ваша красота тут же умрет, ведь она — подарок влюбленного; это он, а не зеркало, наделяет вас чарами — зеркало врет. Безобразных и старых зеркало совсем убивает. Но стоит сказать им комплимент — зеркало начинает им льстить, и они уже видят себя в нем красавицами, ибо оно отражает не ваши лица, а наши похвалы.
Милламент. До чего тщеславны эти мужчины! Ты слышала, кузина Фейнелл, что он говорил? Оказывается, без их похвал мы уже не красавицы! Сама посуди: могли бы они хвалить нас, не будь мы красивы? Красота — подарок влюбленного! Господи помилуй, да где взять влюбленного, который способен был бы делать такие подарки! Напротив: мы создаем влюбленных и причем столько, сколько нам хочется, и живут они не дольше, чем нам угодно, и умирают, когда прикажем. А не стало этих — мы, коль надо, вызываем к жизни других.
Уитвуд. Прелестно. Выходит, сударыня, — влюбленных делать не труднее, чем картонные спички[255].
Милламент. А по-моему, красота не большим обязана влюбленному, чем остроумие — эху. Влюбленный и эхо лишь отражают то, что мы есть и что говорим. Стоит нам замолчать или исчезнуть, и они мертвы.
Мирабелл. Но без них мы б лишились главных радостей.