– Да что ты! Неужели в приют?
– По-моему, так полагается. Откровенно говоря, не знаю. Мне даже думать об этом противно.
– Тогда ты воспользуешься ножом и сбежишь! Хотя бы в мой мир!
– Все-таки мне надо быть с матерью. Когда вырасту, я смогу ухаживать за ней по-настоящему, в своем доме. И тогда уж никто нам не помешает.
– Как по-твоему, у тебя будет жена?
Он надолго умолк. Но она знала, что он не просто молчит, а думает.
– Так далеко я не загадываю, – наконец ответил он. – Тогда это должен быть кто-нибудь, кто поймет… Я не думаю, что в моем мире такая найдется. А ты выйдешь замуж?
– Я тоже… – сказала она, и голос у нее дрогнул. – Если да, он тоже вряд ли будет из моего мира. Так мне кажется.
Они медленно брели дальше, к горизонту. У них было сколько угодно времени – все время, оставшееся у вселенной, принадлежало им.
Через некоторое время Лира сказала:
– Ты ведь сохранишь у себя нож, правда? И сможешь посетить мой мир?
– Конечно. Во всяком случае, я никогда бы не отдал его кому-то другому.
– Не смотри… – сказала она, не сбиваясь с шага. – Вон они, опять. Там, слева.
– Значит, все же пошли за нами, – обрадовано откликнулся Уилл.
– Тс-с!
– Я так и думал, что пойдут. Ладно, будем притворяться дальше: сделаем вид, что ищем их, и будем проверять все самые дурацкие места.
Теперь это превратилось в игру. Они нашли маленькое озеро и стали искать в грязи и камышах, громко уверяя друг друга, что их деймоны должны были принять вид лягушек, водяных жуков или слизняков; они отдирали кору давно упавшего веревочного дерева на опушке рощи, прикидываясь, будто ищут там своих деймонов в облике уховерток; Лира разыграла целое представление, заявив, что наступила на муравья, – жалела его, утверждала, что у него лицо Пана, и обвиняла в нежелании говорить с ней.
Но, улучив удобную минутку, она наклонилась к уху Уилла и серьезно сказала, понизив голос, чтобы их не услышали:
– Мы ведь
– Да, ты права. Тебе пришлось труднее, чем мне, но нам обоим больше ничего не оставалось. Потому что ты дала Роджеру обещание и должна была его сдержать.