Наступает момент (по меньшей мере единожды), когда отец и сын разговаривают друг с другом как равные. Как мужчина с мужчиной. Для меня этот момент наступил в роковой день двадцать восьмого мая, за несколько часов до того, как мир погрузился во тьму.
Беседа началась так, как начинались многие мои разговоры с отцом. Мы были в оранжерее, и папа решил ненадолго отвлечься от работы.
— Какую кружку предпочитаешь? Оловянную или из фарфора? — спросил отец, разливая кофе из термоса.
— Оловянную.
— Верный выбор. — Он задумчиво покачал головой. — Особенно для колумбийского. Может быть, и для некоторых сортов кенийского. Желуди… Что бы мы ни делали, что бы в них ни добавляли, полноценного заменителя кофе создать не удалось.
Папа набил трубку мелкими крошками бледно-коричневого табака местного производства и задумчиво уставился на ровный ряд триффидов в окаймленных кирпичом грядках. Лучи солнца, проходя сквозь стекло оранжереи, украшали их кожистые зеленые листья веселыми светлыми пятнами. Стрекала у этих триффидов были удалены, а стволы прикованы цепями к кольям, и убежать они не могли, но время от времени тянули цепь, словно испытывая на прочность, и тогда тишину оранжереи нарушало легкое позвякивание.
Когда я ребенком приходил в оранжерею, меня охватывал благоговейный трепет — запах прогретых под стеклом растений, почти тропическая жара в середине зимы… Я любил приходить сюда и затем, чтобы понаблюдать за работой отца. Меня восхищало, как он с хирургической точностью формирует кроны растений, как делает надрезы на стволе, чтобы проверить качество триффидного масла. Масло сочилось из надреза и очень напоминало разбавленную до бледно-розового цвета кровь.
Налюбовавшись вдоволь растениями, он поскреб кустистую седую бровь и сказал:
— Ты, наверное, слышал, как они разговаривали прошлой ночью.
— Триффиды?
Отец кивнул, улыбнулся как-то криво и продолжил:
— Такой активности они уже давно не проявляли. Очень, очень давно. Вчера они стучали отростками по стволам так, словно это был какой-то ботанический вариант азбуки Морзе.
— Ты и в самом деле веришь, что они между собой говорят? Я имею в виду осмысленный диалог, а не крики птиц, призывающих одна другую.
— Что же, птицы и другие животные способны общаться внутри своего вида… Они что-то сообщают, предупреждают об опасности.
— Но животные делают это инстинктивно. Они либо предупреждают о появлении хищника, либо привлекают внимание особи противоположного пола.
— Верно. Но меня постоянно мучает вопрос, не развили ли триффиды способность к передаче более сложной информации. — Отец глубоко затянулся, выпустил облачко синеватого дыма и закончил: — Не исключено, что они способны делиться с соседями своими мыслями и планами.
— Неужели ты хочешь сказать, что вон тот триффид у двери может послать своему приятелю в другом конце оранжереи информацию примерно такого содержания: «Послушай-ка этих типов. Они опять говорят о нас»?
— А что? Вполне возможно, — фыркнул отец. — Как-то мне пришлось работать в обществе человека по имени Лакнот, который, похоже, инстинктивно понимал, о чем говорят триффиды. Лакнот не сомневался в том, что они не только беседуют между собой, но и обладают высокоразвитым интеллектом.
— По-твоему, он был прав?
— По-моему, он был чертовски близок к истине. — Отец снова поскреб бровь (как делал всегда, когда пребывал в философском настроении) и очень серьезно произнес: — Знаешь, Дэвид… мне довелось препарировать тысячи этих созданий, но я до сих пор не обнаружил ни малейшего намека на существование у них какого-либо подобия нервной системы. У них нет ничего такого, что хотя бы отдаленно напоминало мозг. Тем не менее… Я наблюдаю за этими растениями вот уже сорок лет. Они действуют с какой-то целью. Они общаются между собой, постукивая отростками по стволу.
ebooksa