Даже разговаривая с родной матерью, я не сумела договорить это предложение.
Я не сказала, почему мне так грустно, почему я так разочарована, чувствую себя такой неудачницей. Вместо этого я просто проволокла печаль по ее квартире, как влажный от пота спортивный костюм. Она не знала, что я удалила спираль. Я не хотела нести бремя ее радостного возбуждения, надежд и нетерпения в придачу к моему. «Просто очередной период нытья и жалости к себе», – несомненно, подумала она. Просто очередное мрачное гормональное настроение. Она, разумеется, не ошиблась. Просто была не совсем права.
Когда я сказала Дэниелу, что у меня есть бойфренд и я хочу ребенка, он ответил, жизнерадостно пожав плечами:
– Что ж, значит, я вне игры.
Я ответила, что да, боюсь, так и есть.
Он сказал, что нечасто ему удается поговорить с женщиной, и это мило.
– Да, женщины в целом существа милые, – рассеянно отозвалась я, разглядывая свои пальцы. – Пожалуй, мне пора.
Хотя на самом деле я знала, что возвращаться незачем. Что меня ждет? Просто пустая квартира, ластовица в пятнах, белый шум холодильника.
– Что ж, приятно было с вами поговорить, – сказал Дэниел.
– И мне было приятно, – ответила я. – Уверена, еще увидимся.
– Да, берегите себя, – добавил он вслед, когда я шла обратно к дорожке, гравию, реке, дому. – И удачи!
Я попыталась помахать в ответ, но рука не поднялась, оттянутая огромным весом атласа.
Мы очень мало говорим о не-беременности – о выкидышах, о нежеланных менструациях, о коротком окне овуляции, о годах, деньгах и гормонах, которые можно потерять в попытках завести ребенка. Для тех, кто не пытается зачать, все это может стать такими же привычными приметами «годов паники», как и разрывы отношений, свадьбы, рабочие собеседования или похмелье. Даже если ты не пытаешься зачать сама, весьма вероятно, за время пути через «поток» многие из тех, кто тебя окружает, это сделают. Ближайшая подруга, сестра, коллега, начальница, подружка невесты, любовница, соседка по квартире, водитель автобуса, новая приятельница и член парламента вполне могут переживать скорбь, разочарование, стресс и неуверенность не-беременности прямо рядом. Им понадобится твоя поддержка. Они оценят твое понимание. Разумеется, возможно, они тебе многого не расскажут, но с гораздо большей вероятностью раскроются, если сможешь показать себя как союзница: приносить еду, позволять выговариваться, проявлять доброту, не чувствовать себя обязанной развеселить их, если они не скажут прямо о желании, чтобы их развеселили. Эти вещи, каждая по-своему, – составляющие скорби, и обращаться с ними надо соответственно. Теперь я со стыдом вспоминаю, как, когда друзья – мужчины и женщины – говорили, что потеряли ребенка, держалась в стороне, меняла тему или вообще забывала. Я задолжала им извинения.
Собирая информацию для книги, читая о том, насколько часто люди не могут зачать или выносить, я была потрясена – они заслуживают признания.
Все подростковые и «двадцатые» мне постоянно угрожали случайной беременностью: школа, врачи, сериал «Домой и в путь». Особенно запомнилась одна саркастичная гинекологическая медсестра. Посреди приема, во время которого я, съеживаясь, молила дать мне «таблетку после бурной ночи», повернулась и сказала: «Достаточно одного сперматозоида, и потом – трах-бах – ты беременна». Трах. Бах. В действительности, как говорит вебсайт Национальной службы здравоохранения Великобритании, «вы наиболее фертильны в течение суток-двух в обе стороны от момента, когда яйцеклетка выходит из яичников»48. Это маленькая штучка, известная нашим друзьям как «овуляция». Можно забеременеть, занимаясь сексом в любой момент в течение недели перед овуляцией, поскольку какой-нибудь особенно неутомимый сперматозоид способен жить в человеческом теле до семи дней. Но ведь это все равно лишь… сколько там, неделя? Десять дней? Меньше двух недель фертильности каждый месяц?
Спуская неиспользованную слизистую, выстилавшую мою утробу, в унитаз, как делала уже столько раз до этого, я думала, что представление о моем теле как об огромной пульсирующей, почти ничем не сдерживаемой, вечно готовой к производству детей машине было фарсом. Я думала обо всех таблетках «после бурной ночи», которые запивала холодным кофе, и об эсэмэс, оставшихся без ответа, возможно, без всякой на то причины. Я думала обо всех гормонах, которые запихивала в опухшее, несчастное тельце тогда, когда, возможно, все равно была не способна забеременеть. Я думала о неловкости, с которой наблюдала, как первый любовник вскрывал презервативы, гадая, не проткнул ли он случайно резинку и не испортит ли мне сдачу экзаменов. Я также думала об одной из близких подруг, доведенной до такой горькой ярости бесконечным потоком отрицательных тестов на беременность, что она начала делать их в местах, в которые точно больше никогда не вернется. О ее захлебывающейся, веселой, ужасной истории о том, как она писала на полоску в женском туалете «Уолтемстоу-Молла» и ждала, в облаке из запахов дерьма и освежителя воздуха, слов «НЕ БЕРЕМЕННА» и грустного смайлика, медленно проявлявшегося на дисплее.
В статье для
Немногие из нас так же загружены делами и долгом перед обществом, как местный член парламента, но миллионам женщин знаком конфликт между работой и болью. «Нельзя останавливаться, надо надеть какие-нибудь свободные брюки, не опоздать на работу, не показывать никому, что у тебя на душе, только немножко поплакать в туалете в обеденный перерыв. Не позволяй себе сломаться, ты профессионал. Нет сил идти на обед. Не слушай музыку, чтобы не разреветься. Если начнешь плакать, вспомни про рабочий отчет. В сердце горечь, но в ящике входящих полно писем». По сведениям благотворительной организации
«Теперь я снова беременна и дрожу от страха, – рассказала Кризи, – не только за то, что снова ничего не получится, но и потому, что знаю: мое твердое решение разделять личную и профессиональную жизнь стало неосуществимым».
В Бразилии, по словам одной подруги, женщины чаще говорят окружающим о том, что беременны, как бы рано об этом ни узнали. Тогда, если случается выкидыш, друзья приходят к женщине с едой, цветами, публичной демонстрацией сочувствия. Мне кажется невероятно цивилизованным этот подход: считать все беременности – сколь угодно недолгие – важными в этом смысле событиями. И отсутствие обязанности перестрадать эти первые тошнотворные, изнурительные, неуверенные месяцы под пологом секретности дарит какую-то странную свободу. Ибо выкидыши – действительно очень частое явление. Новое исследование эволюционного генетика Уильяма Ричарда Райса из Калифорнийского университета указало, что более половины успешных оплодотворений заканчиваются выкидышами, многие из которых просто случаются слишком рано и поэтому остаются невыявленными51. Так что же с этими беременностями? С теми, которые даже не выходят за пределы менструального цикла? С теми, на которые никогда не реагирует бумажная полоска? С теми, которые выглядят как просто еще один упущенный шанс стать беременной? Они есть то, что моя подруга и бывшая начальница Ребекка Холман называет «эмбрионами, которые не встроились в матрицу». Мы с ней сидели за сэндвичем с моццареллой и исполинских размеров булочкой однажды днем неподалеку от ее офиса. Ребекка рассказывала о своем «потоке», об уникальном, но знакомом мне до мельчайших подробностей курсе, который ее жизнь прокладывала в «годы паники». Туда вошли увольнение по сокращению через две недели после тридцатилетия, жизнь в одной квартире с лучшей подругой, которая только что рассталась со своим давним бойфрендом, слишком много выпивки, слишком много баров и хаотических знакомств. Некоторое время спустя она сошлась с теперешним партнером и начала пытаться зачать ребенка. Что меня поражает, так это отчетливость, с которой она до сих пор помнит подробности каждого месяца, каждых нежеланных месячных после того, как они с партнером начали «трахаться целенаправленно».
ebooksa