Я не могла поверить в свою удачу. Никаких пассивно-агрессивных комментариев, вздохов, нескромных вопросов, ничего, кроме благожелательности и утешения…
Однажды, почти год спустя, я сидела на низкой стене на тихой улочке жилого района и кормила грудью сына, когда та же завкафедрой прошла мимо, везя в прогулочной коляске собственного ребенка. Оказалось, через считаные месяцы после того, как я вошла в ее кабинет, пристыженная и неловкая, чтобы признаться в своем положении, она сказала то же самое своему начальству.
В тот первый триместр меня одолевала тревога при мысли о том, как сообщать новости тем подругам и родственницам, которые, как я знала, пытались забеременеть гораздо дольше меня. Я помнила чуткий поступок одной школьной подруги, которая написала мне лично, сообщая о своей беременности, прежде чем выложить пост в социальных сетях, таким образом дав мне время прийти в себя, прежде чем новость полетела дальше. И поэтому за несколько недель до того, как начать оповещать людей, я села за стол и долго-долго составляла черновики сообщений, предназначенных для той горстки женщин, которых, как я знала, моя беременность заденет сильнее всего. Подруге, у которой недавно был выкидыш. Подруге, которая, как я знала, последние два года лечилась от бесплодия. Подруге, которая хотела родить ребенка намного больше, чем сделать карьеру, но не могла найти подходящего человека для создания семьи. Однажды такую любезность оказали мне, и теперь настала моя очередь постараться передать ее дальше.
Поскольку средний возраст, в котором британки впервые беременеют, увеличивается, мы становимся более восприимчивыми к усилиям индустрии, пытающейся убедить нас, будто фертильность можно контролировать с помощью денег, а не биологии. Это, как ни печально, полная чушь.
В недавнем интервью для «Дейли телеграф» председатель Управления по оплодотворению и эмбриологии человека (
Репродуктивные клиники таргетируют и эксплуатируют тревожность и уязвимость одиноких женщин в начале четвертого десятилетия жизни, рекомендуя замораживать яйцеклетки и эмбрионы, несмотря на сравнительно низкий процент успеха. И женщинам в возрасте за сорок «впаривают» надежду и в нагрузку продают так называемое «дополнительное» лечение, например, клей для закрепления эмбриона в матке и скрэтчинг эндометрия, хотя нет клинических доказательств какого-либо влияния подобных видов «лечения». По данным
Семьдесят пять женщин из тысяч. Если бы речь шла о лошади, вы бы на нее не поставили. Не говоря уже о поддержке ставки скрэтчингом копыт за 2000 фунтов и клеем, обеспечивающим прыть.
Как бывает слишком часто, все шишки валятся на женские тела, а не на социальные структуры, в которых мы живем.
Насмешки над женщиной за сорок, надеющейся забеременеть, вместо вопроса, почему она считала невозможным для себя взять отпуск, перестать зарабатывать и уйти в декрет в двадцать или тридцать с хвостиком. Шок и ужас при виде женщин, рожающих двойню или тройню на пороге среднего возраста, вместо того чтобы узнать, как им агрессивно навязывали ЭКО в период наиболее уязвимого состояния. Возмущение в адрес женщины, тратящей тысячи фунтов на лечение бесплодия, альтернативную медицину и сомнительные с научной точки зрения процедуры, вместо сомнений в правильности социальной, экономической, финансовой и половой политики, которая заставила ее и партнера откладывать детей, пока не стало слишком поздно. Разумеется, я ощущаю глубокое и неподдельное сочувствие к любой женщине, которая не может забеременеть тогда и так, когда и как она хочет. Пусть я лишь краем глаза заглянула в этот мир, сидя на толчке и наблюдая, как из меня вытекает эпителий моей утробы, но этого достаточно, чтобы ощутить, как это может быть безнадежно, изнурительно и в какое бешенство это может приводить.
Все мы можем только радоваться историям о тех, кто после нескольких лет попыток, проваленных циклов ЭКО и мрачных разговоров в кабинетах консультантов просто опустили руки, перестали трахаться по календарю, однажды вечером выпили бутылку вина, а две недели спустя обнаружили две полоски. И такие истории действительно случаются. Но нам не следует позволять радужным сценариям заслонять реальную и неизбежную альтернативу, с которой сталкиваются каждый год тысячи: иногда беременность просто не может наступить и не наступает.
Нам нужен другой нарратив: иногда люди, которые хотят детей, в итоге их не имеют. Что бы ни было причиной – время, гормоны, физиология, болезнь или мириады других факторов, способных влиять на фертильность, – часто она остается неизвестной. Но мы как культура можем признать: бездетная жизнь, по собственному выбору или нет, так же законна, нюансирована и достойна внимания, как жизнь родительская. Люди без детей часто вносят намного больший вклад в общество (а природным ресурсам Земли обходятся намного «дешевле»), чем родители. Нам нужны, как выражается моя подруга Элли из Берлина, лучшие бездетные образцы для подражания.
Стоит указать, что для некоторых женщин их месячные – не более чем заноза в заднице: грязная, некомфортная, отвлекающая и – если учесть, сколько всего необходимо, чтобы попросту не залить кровью всю мебель, – дорогостоящая. Менструация не ощущается ими как упущенная возможность, как очередная песчинка, падающая в таймере яйцеклеток в их утробе, как потенциальный потерянный ребенок. Она ощущается просто как кровь. У меня есть подруги, которые никогда не хотели детей, не имеют желания беременеть и относятся к своей фертильности так же, как я к футболу: «Для некоторых это важно, но лично мне до фонаря». Таким людям моя реакция на обнаруженную беременность покажется чем-то совершенно чуждым. Однако это не значит, что они равнодушны, не умеют сочувствовать, не хотят помогать.
Миф, будто женщины всегда существуют в состоянии конкуренции и антипатии друг к другу, – чушь собачья. Конечно, есть те, кто друг друга ненавидят, не соглашаются с образом жизни, критикуют решения и не питают никакого интереса к существованию друг друга. Есть женщины, которые считают мою жажду беременности смешной и абсурдной. Есть и другие, ощущающие жгучую зависть ко мне, забеременевшей так быстро. Есть женщины, которые встречают менструации с облегчением, поскольку терпеть не могут саму мысль о беременности. Есть те, кто считает выкидыш избавлением от будущего, которое они не планировали. Есть женщины, считающие дни до менопаузы, когда не надо будет решать, «сохранить или не сохранять». Есть настолько травмированные потерей ребенка, что не решаются попробовать снова.
Люди, испытывающие все оттенки чувств к перспективе родительства, месячным и давлению фертильности, вполне могут сосуществовать, поддерживать друг друга и понимать чужую позицию. Здесь есть место для всех нас. Если только вы не стоите в очереди к одному-единственному туалету в сыром складском помещении в Южном Лондоне, где каждая сама за себя.
15. Камышницы
Куча хвороста, наваленная на сиденье весельной лодки. Среди прутиков и веток – травинки, кувшинка, выброшенная кем-то конфетная обертка, обломок пластиковой вилки и то ли кусок шпагата, то ли хвостик тампона. Все вместе похоже на сильно обтрепанную корзинку для шопинга, брошенную в канал и собравшую на себя все водоросли.
Это гнездо, выстроенное практически за один день парой камышниц рядом с причалом Кенвудского женского пруда. В считаных метрах от поста спасателя (с которого я, работая в этом качестве на полставки, ежедневно помогаю спуститься в воду седовласой австрийке) сидит камышница-наседка, которую явно не смущают загорающие топлес, гериатрический брасс и периодически атакующие ее цапли. Согласно главе 1 Закона о дикой природе и сельской местности от 1981 года считается правонарушением намеренно забирать, повреждать или разрушать гнездо любой дикой птицы в то время, когда оно используется или строится54. То есть до самой осени камышница будет красиво сидеть в своем дощатом домике, а нам с коллегами придется заниматься тяжелым ручным трудом, балансируя на сапборде или уходя по бедра в ил. Наверное, стоит купить вторую весельную лодку.
На дворе апрель 2017 года, и я работаю спасателем на Кенвудском женском пруду в Хэмпстед-Хит, в этом скандально известном уголке городского покоя, сапфического позирования, зимней закалки, литературного вдохновения, потного отдыха и избалованной дичи, столь любимом всеми, от Эммы Уотсон[40] до Маргарет Дрэббл[41]. Это пруд. Природный, пресный, с бурым дном, полный рыбы, растений, уток и женщин. Он открыт все дни в году, замерзает зимой, на входе есть табличка с надписью: мужчинам, собакам, детям вход воспрещен.
Для женщин, которые здесь плавают, это еще и райский уголок: тихая гавань, спасательный круг, сообщество, третье легкое.
Я выгляжу как плод беззаконной любви Рональда Макдональда и уличного светофора: вырвиглазно-красные шорты, ослепительно-желтая толстовка и влажное, бледно-зеленое лицо. А еще я на третьем месяце беременности, усталая, вспыльчивая и часто отбегаю к задней части пирса, чтобы тихонько поблевать в большое красное пластиковое ведро.
ebooksa