У меня трижды были длительные отношения; последние – особенно долгие. Мы всегда шутили, что пятнадцать лет пытаемся завести ребенка, но пока не получается. Это был наш способ шутливо уйти от вопроса. Я еще валяла дурака, добавляя: «Но пытаться тоже приятно».
– У меня однажды возникло неудержимое желание родить ребенка, когда мне было года двадцать три и у старшей сестры родился первенец, – объяснила она, срывая травинку у ног. – Я приехала в больницу, увидела это существо и подумала: «О-о-о, я тоже хочу такую ляльку». Я и не думала, что когда-нибудь так сильно захочу. Но всегда обожала младенцев и детишек; не в этом проблема.
Повисла многозначительная пауза. Передо мной в кустах прокрался кот, какая-то женщина нырнула в холодную зеленую воду.
– Мама рассказывала в наглядных физических подробностях, что такое рожать детей, примерно с моих десяти лет. Не то чтобы такие рассказы могли меня остановить, но я знала, что это за собой влечет. Я знала, как опасна беременность для матери и ребенка. В моей семье многие дети не дожили до рождения. Из тех, что дожили, многие умерли в раннем детстве. Это был мир, где я выросла. Я видела его ужасы и блаженство.
Ужасы и блаженство. Выражение, которое останется со мной. Оно напоминает слова моего друга Йона за чашкой кофе, когда моему сыну едва исполнился год:
– Конечно, рождение ребенка – поступок совершенно иррациональный. Будь это рациональным решением, никто бы его не принимал.
Вот только мы не полностью рациональные существа. Мы еще и эмоциональные бестии, стадные животные, болтливые мартышки.
Мы строим жизнь вокруг людей, историй и чувств.
Как, интересно, Джейн относится к собственной независимости, своей бездетной жизни? В какой момент секс, выбор и любовь сплелись в нынешнюю ситуацию?
– Думаю, дело в словах отца, сказанных, когда я собиралась уезжать из дома в университет: «Если забеременеешь, можешь больше здесь не появляться», – рассказала Джейн, глядя куда-то выше верхушек деревьев. – А еще я с детства помню историю о том, как маме хотелось сбросить первого ребенка с моста Барнс. У нее была очень плохая реакция на первую беременность; то, что мы нынче называем послеродовой депрессией. У них не хватало денег на еду, и они всем семейством жили в одной комнате. Это было очень тяжело. Я всегда считала себя генетически похожей на маму и знала, что она хотела это сделать. Так действительно ли я хочу того же себе и своему ребенку? Хочу ли быть одной из тех, о ком пишут в газетах? Кроме того, я думаю, неверно считать, словно любая женщина заботливая и ласковая и у любой есть материнский инстинкт. Неужели только из-за того, что я женщина, я обязана быть матерью?! Именно!
Рабочая жизнь Джейн состоит из присмотра за людьми, заботы об их безопасности, кормления утят, создания развлечений, сплачивания сообщества, творчества. Еще она ухаживала за любимым человеком – изо дня в день, преодолевая невыносимую боль и уязвимость. Она выполняла физическую и эмоциональную работу любви. И все же, когда я спрашивала, почему у нее никогда не было родных детей, никогда не было усыновленных или приемных, она в конечном счете назвала свое решение «эгоистичным». Это меня удивило. Я до сих пор считаю эгоистичным собственное решение иметь детей. И тут у меня мелькнула мысль: с какой стороны ни рассматривай, женщине все равно покажется, будто ее решение эгоистичное, эгоцентричное и поэтому открыто для критики. Интересно, испытывают ли что-то подобное мужчины?
Есть, однако, у Джейн в сердце что-то вроде сожаления, что-то вроде скорби.
– Единственное, отчего немного… больно, – сказала Джейн, указывая на грудь, словно определяя физическую боль, – оттого, что я очень недолго побыла бабушкой для внука моей подруги. Ее дочь успела родить за пять дней до смерти Элисон. Мы увидели малыша через считаные часы после рождения. Я в шутку сказала: «Я – твоя Гренни Смит». Дурацкая игра слов, но меня это забавляло. Увы, теперь мы редко контактируем, но такова жизнь.
Мне даже в голову не приходило, что, если ты не мать, это означает, что ты вряд ли станешь бабушкой. Когда твои сверстницы будут проходить путь материнства и становиться бабушками, твое положение снова выделит тебя среди других.
Джейн сглотнула.
– Последними словами Элисон были: «Разве он не красавчик? Иди и расскажи на пруду…» – больше она ничего не сказала.
Если «годы паники» характеризуются пульсирующим подводным течением фертильности и неуверенности, то природа беременности и раннего материнства так же присуща «потоку», как и все до нее. Ни за что на свете я не стала бы утверждать, будто женщина обязана родить ребенка, чтобы самореализоваться, и ничто в жизни так не побуждало меня активно ратовать за выбор и аборты, как беременность и становление матерью. Но я буду утверждать, что материнство – это рубикон, который, как только его перейдешь, отменить нельзя.
Говоря о решении иметь детей, мы должны говорить и о решении не иметь детей. Во многих случаях это означает аборт. При положительном решении надо говорить о реальности беременности и о том, почему некоторые могут захотеть прервать ее. Чтобы понять аргументы в пользу репродуктивного выбора, возможно, полезно без лишней сентиментальности сообщить о том, что на самом деле включает в себя данное явление.
В первом триместре женщина заново создает половину своего общего объема крови. Подумайте о происходящем с телом, энергией, витальностью. Ирония в том, что у большинства женщин в Британии данный период утомляемости часто приходится на момент, когда они еще молчат.
До того, как беременность становится заметна, до того, как ты традиционно оповещаешь подруг и цепляешь на грудь значок «ребенок на борту». Помню, я стояла в метро, чувствуя себя более усталой, больной, экзистенциально истощенной, чем когда-либо в жизни, и осознавала: чтобы попросить уступить мне место, придется объяснять группе незнакомых людей в темно-синих костюмах, что я беременна. Это еще до того, как я сказала кому-нибудь из моих многочисленных редакторов и даже собственной матери. Видите ли, я очень осторожно подходила к вопросу, кому говорить о своей беременности в ее начале, – внезапно охваченная волчьим, непривычным желанием скрыть информацию, избежать вопросов, не быть обязанной нести бремя надежд, ожиданий или мнений других. Я старалась придерживать тайну – равно как и собственное возбуждение, – пока не сделаю первое УЗИ. Я и Ника просила никому не говорить, пока не буду готова.
ebooksa