Комната кукол

– Ты очень красивая девушка. Если мы скажем, что мистер Молинье тебя домогался… или изнасиловал…

– Нет, так нельзя! – Голос Люси захлебывался от паники. – Они подумают, что я его соблазнила и сама во всем виновата. Никто не поверит посудомойке! И нам повезло, что мистер Молинье никогда не позволял себе ничего подобного, он был хорошим хозяином…

– Да, вот только человек он не очень хороший. Ну, мы можем сказать, что это меня он изнасиловал и я забеременела от него. Поэтому теперь он хочет меня убить. А ты помогаешь мне сбежать, – предложила я.

Я читала что-то подобное в стольких книгах. Наверное, такие истории часто происходили. Но все равно эта моя выдумка казалась какой-то неправильной. Я могла бы обвинить Руфуса во многих недостатках, в его душе жило зло – но не в совершении преступлений, нет, вряд ли он был способен на что-то такое, за что его посадили бы в тюрьму. Приставать к девушкам… очень уж это было на него не похоже.

Кем бы ни был Руфус, он оставался джентльменом и никогда не вел себя неподобающим образом ни со мной, ни с другими девушками. Тем не менее нам нужно было рассказать что-то семье Люси, чтобы они помогли нам, приютили на ночь, покормили, может быть, даже дали немного денег в дорогу. Я исходила из того, что Люси из семьи бедной и, скорее всего, многодетной, но чем-то они смогут нам помочь. Главное – добраться туда в целости и сохранности.

– Ты знаешь, сколько еще до ворот?

Я не понимала, сколько мы уже прошли. Я ни за что не сказала бы этого Люси, но она действительно меня задерживала, очень уж медленно она шла, но сейчас я не должна была думать о себе. Я радовалась, что она рядом. Дорожка вилась среди деревьев. Тот, кто разбивал этот парк, прекрасно разбирался в своем деле, а его заказчик был человеком терпеливым и предпочитал кружить по территории имения, любуясь живописными видами, а не ехать по прямой от ворот ко входу в дом.

Люси пожала плечами.

– Ночью все выглядит иначе, – прошептала она. – Но, по-моему, скоро мы дойдем до дома кучера.

– Кучер ночует там?

Я ни разу не видела его за ужином, но раз он жил так далеко от поместья, то, наверное, просто хотел, чтобы его оставили в покое. Еще во время моего прибытия он показался мне немного странным, а поскольку именно он возил Руфуса в Лондон и обратно, иногда среди ночи, то, вероятно, понимал, что творится в имении. Значит, нам сто`ит держаться от него подальше. Вскоре из-за деревьев действительно показался дом, и я заметила, что на верхнем этаже горит свет. Я остановилась. Если кучер уже проснулся и собирался идти на конюшню, следует поостеречься. И вообще, если конюшня рядом… у лошадей слух намного лучше, чем у людей. Вдруг они нас услышат и забеспокоятся? Нас сразу же поймают.

– А жена у кучера есть?

– Его зовут Доджсон… Или Ходжсон. И жены у него нет. А что?

Я указала на освещенное окно:

– По-моему, там кто-то ходит.

Лучше бы я этого не говорила. Люси вцепилась в мою руку, точно нас уже поймали.

– Нет, это же прекрасно, – поспешно успокоила ее я. – Раз он ходит наверху, то он не в конюшне. И оттуда он нас не заметит. – Я говорила так, будто сама в это верила. – Мы прокрадемся мимо дома и быстро доберемся до ворот. Ничего плохого не случится.

Затаив дыхание, мы пригнулись и, не спуская глаз с освещенного окна, обошли дом. Я не знала, открыто окно или нет, но внутри явно кто-то ходил, а кто это мог быть, если не кучер? Напряженно прислушиваясь, мы крались как воры. Миновав дом, я вздохнула с облегчением. Действительно, с нами ничего не случилось. А серебристая дорожка вскоре закончится…

Так и произошло. Она подвела нас прямо к стене.

Вначале я подумала, что мы заблудились. И что светящаяся дорожка, по которой я шла в темноте, мне только привиделась. Или это был морок – точно огромная улитка проползла здесь, оставив склизкий след, а я приняла его за дорогу из имения, которая на самом деле находилась где-то левее, и я ее не видела, как и Люси. Как бы то ни было, мы уперлись в стену, высокую, опутанную вьющимися розами. Я осторожно вытянула руку и нащупала каменную кладку, листья и шипы. Розы источали сладкий, нежный аромат, точно насмехавшийся над нами. Ворот я не видела – ни прохода, ни дверцы.