Право на жизнь

22
18
20
22
24
26
28
30

— Борис телеграфировал мне о появлении в вашем городе такого редкого в наши дни заболевания. Я, честно говоря, встревожился.

— Эдуард Робертович работал в театре вместе с водителем Петрушки, виновным во всех этих преступлениях, — сказал кукольник. — Как только я узнал от Марининой матери об исчезновении твоего, Сергей, отца и о тех странных явлениях, которые стали происходить в жизни Верочки… Извини, Сергей, но я всегда знал, что их союз не приведет ни к чему хорошему. Так вот, когда Верочке стали подбрасывать детские игрушки и звонить с угрозами, я испугался за нее. Я всячески пытался уговорить ее не заниматься расследованием исчезновения твоего отца.

— Не понимаю, почему вы не обратились в милицию, — пожал плечами Сергей.

— Да как же не обратились. Она несколько заявлений написала, но все бесполезно. Это дело тонкое, связанное с человеческой психикой, а психикой должны у нас заниматься врачи…

— Ну правильно, врачи… — подтвердил Сергей.

— Я побывал на консультации у профессора психиатрии. Он подтвердил, что в учебниках по истории психиатрии действительно описываются симптомы такого заболевания, широко процветавшего в 16-18-м веках, но лично он за свою практику ни разу не встречался с подобными случаями, и ему будет интересно обследовать Петрушку, если я его приведу. В общем, получался порочный круг. Но самое главное — не было никаких следов, кроме дурацких куколок и звонков по телефону…

— Позвольте, как это не было следов. Ведь куклы и детские ухищрения — первые следы, — перебил Эдуард Робертович.

— Это для вас следы, но не для следователей, — ответил кукольник. — Поэтому я и дал вам телеграмму.

— Я, конечно, не поверил, — продолжал Эдуард Робертович. — Ведь не может такого быть, чтобы через столько лет Петрушка в человеке пробудился. Но на всякий случай приехал.

— Но было уже поздно.

— Да-с, было уже поздно. Вера Вольфовна Лухт находилась уже под следствием, ее обвиняли в убийствах… рассудок ее не выдержал горя… ну, в общем, сами понимаете, ее спасти мы не сумели. Но мы выяснили самое главное, то, что бывший водитель Петрушки — Шкварин Константин Сергеевич — жив и что внутри него, как второе Я, живет кукла. Кукла, лишенная всех человеческих чувств: у нее нет ни жалости, ни страха, у нее одно только чувство юмора… Кстати, кто-нибудь из вас видел выступление Петрушки?

Все общество отрицательно помотало головами.

— Так вот, — продолжал уродливый человек. — Юмор Петрушки отличается крайней степенью грубости, так называемый площадной юмор. Шутки его циничны и грубы. Фу! Порой они омерзительны. — Эдуард Робертович сморщил нос, отчего шишка под ним поднялась к самым ноздрям. — Сколько раз я предлагал убрать эту пошлость из театра. Но ужасный Коршунов, бывший тогда администратором театра, был против. Тупой ублюдок! Но он поплатился за свои издевательства… Так вот, мы убедились в том, что водитель Петрушки жив, но приехали мы слишком поздно — он прекратил свою деятельность. Так что нам ничего не остается, как разъехаться по домам…

— Не понимаю почему?! — воскликнул Сергей.

— А потому, молодой человек, что бороться с таким человеком можно только в тот момент, когда Петрушка проснулся в нем. А потом уже поздно — больной уже не понимает, в чем он виноват. Он обычный человек, такой, как вы, я, они… — при этих его словах Карина еле заметно улыбнулась. — Он не помнит, что произошло, и вы не в состоянии ничего доказать; и это может спровоцировать новый приступ, и снова будут гибнуть люди.

— Ты, Сергей, и спровоцировал этот приступ, — сказал задумчивый кукольник. — Конечно, в этом нет твоей вины.

— Значит, его можно только грохнуть? — поинтересовалась Карина. — Это уже уголовщина.

Эдуард Робертович перевел свои выкатившиеся из орбит глаза на Карину и как-то странно посмотрел на нее.

— Нет. Важнее, чем грохнуть, — это слово он выделил интонационно, — его можно выявить. В момент приступа любой психиатр определит его болезнь. Теперь нужно его обнаружить и сдать в больницу. Учтите, кроме нас с вами, этого никто не сделает.

— Но прежде, чем отдать этого мерзавца докторам, — проговорил Сергей совершенно спокойно, слегка прикрыв глаза веками и словно ни к кому не обращаясь, — я у него спрошу…