— Даже не знаю, чем могу вас заинтересовать, — мрачно усмехнулся Игнатьев. — Голос мой сейчас слишком слаб, чтобы заниматься серьезными делами.
— Напрасно вы так думаете, Яков Дмитриевич. Думаю, вы занижаете свое собственное значение в глазах высшего общества и слишком рано списываете себя со счетов.
Ворон ничего не сказал в ответ. Он, конечно, любил заниматься аналитикой и делать разного рода предположения, но в данной ситуации он был бессилен. Пусть уж Бирюков сам говорит, что ему нужно, этот ребус все равно не разгадать.
— Доставил вам хлопот этот Соколов, не правда ли? — как бы между прочим спросил тайный советник и посмотрел на Игнатьева.
Да, вопрос был задан небрежно, вот только попал в самую точку. Яков Дмитриевич сдавил ручку трости и ему стоило больших усилий, чтобы не выругаться в этот момент.
Что и говорить, он и в самом деле чертовски зол на молодого виконта. А как могло быть иначе, если этот мальчишка все время лез туда, куда не следовало? По-другому это и не могло закончиться. Его просто обязаны были рано или поздно пристрелить. Так и случилось. Это сделал Салтыков, который сейчас вместе со своим сыном сидит в тюрьме.
Игнатьев боялся этого момента и всячески пытался сделать так, чтобы уберечь горячую голову Соколова от этого, но все без толку. Казалось, он совал свой длинный нос всюду, куда только можно было. Да и Верховцев, тоже сучонок... Вместо того, чтобы помогать, больше вредил. Никакой солидарности. Видимо мальчишка и в самом деле хорошо ему платил, так что накопит на что-нибудь достойное.
В отличие от самого Якова Дмитриевича. Ему казалось, что он сделал все для того, чтобы завершить карьеру достойно, а вот не судьба. Кто бы мог подумать, что преградой станет мальчишка, который появился на его горизонте как черт из табакерки?
Да и на Романова он имел полное право обижаться. Он верой и правдой служил ему столько лет, а тот одним росчерком пера отправил его в Японскую империю. Это как понимать? Из-за того, что этот виконт лезет во все дыры?
К тому же, что он, собственно говоря, сделал не так? Не арестовал Салтыкова и не приказал всыпать ему плетей в камере? При желании можно было сделать так, что герцог сознался бы во всем. Подписал бы любую бумагу!
Вот только, как заранее предугадать, что по этому поводу думает Романов? Вдруг и после этого решения он также оказался бы в немилости? Николай Александрович тоже со своими тараканами в голове, поди пойми, что он сейчас думает...
Собственно говоря, а почему ему Бирюков вопросы насчет Соколова задает? Доставил ему виконт хлопот или нет, это касается только его, при чем здесь тайный советник?
— Да, молодой человек и в самом деле слишком уж вольно себя ведет, — продолжил тайный советник, после того, как дал Игнатьеву возможность как следует обдумать вводную мысль. — Даже для меня загадка, с чего вдруг Николай Александрович так болезненно отреагировал на это происшествие. Вас, например, с должности снял...
— Порфирий Григорьевич, я человек простой, а потому спрошу прямо: вы куда клоните?
— Хах, — рассмеялся Бирюков. — С вами не соскучишься, Яков Дмитриевич. Я привык к тому, что во дворце такие вопросы все больше намеками обсуждают, а вы тут рубите с плеча. Ну что же, так даже проще разговаривать.
Он помолчал немного, как будто размышляя, стоит начинать этот разговор или нет? А может быть просто выдержал паузу, чтобы заинтриговать Ворона еще сильнее.
— У меня к вам вот какое предложение, — он остановился и посмотрел Игнатьеву в глаза. — Как бы вы отнеслись к тому, чтобы отомстить Соколову? Причем не просто отомстить, а хорошо на этом заработать, да еще вернуть утраченные позиции и выкинуть Бестужева из вашего теплого кабинета?
После этих слов у Якова Дмитриевича непроизвольно дернулся глаз. Они смотрели друг на друга около минуты и за это время Ворон прочитал в глазах тайного советника все, что ему было нужно узнать. Делая ему такое предложение, Бирюков явно не шутил. Он понимал, что именно сейчас говорит Игнатьеву.
— Вы отдаете себе отчет делая мне подобного рода предложение? — спросил он и вновь пошел по бетонной дорожке.
— Моя репутация вам известна, герцог. Хотя я и люблю иногда пошутить, в такие моменты я чрезвычайно серьезен, — Бирюков вытащил из кармана пиджака носовой платок, промокнул им покрывшийся потом лоб и спрятал обратно. — И поверьте, я бы никогда не стал говорить ничего такого, если бы у меня не было хорошего плана на этот счет.