– Эта юная
Офелия сжала кулаки.
– Можете называть меня маленькой, но только не овечкой. Послушайте, – настойчиво сказала она, увидев ироническую усмешку на губах Бесстрашного, – Матушка Хильдегард была, конечно, очень старой женщиной, но она обладала железным здоровьем и незаурядным умом. Она и сейчас была бы жива, если… если бы не…
Офелия не смогла договорить. Это тело, поглощенное пустотой кармана, эти искривленные члены и треск позвонков… От одного только воспоминания у нее все сжималось внутри. И ее потрясенное лицо, больше чем слова, заставило Бесстрашного погасить свою сардоническую усмешку.
– А ты знаешь, почему апельсин считается
Девушка не ожидала такого вопроса.
– Э‑э-э… он лечит от цинги?
– Это очень старая легенда, – сказал Бесстрашный и уселся на своем приемнике поудобнее, подобрав под себя ноги. – Я слышал ее от своей прабабки, а та – от своих далеких-далеких предков. В ней рассказывается об ангелах, которые некогда обитали в садах Познания, тогда как смертные ютились в темных пещерах Неведения. И так продолжалось многие тысячелетия. Но вот однажды некий мужчина (согласно другой версии, женщина) случайно попал в сады Познания. Этот голодный заблудший бедолага увидел там золотые яблоки и сорвал одно из них. Едва он надкусил яблоко, как разум его проснулся и он внезапно осознал всю глубину своего неведения – неведения, в коем пребывали его собратья. Тогда он похитил другие золотые яблоки, раздал их людям, и они вместе вышли из темных пещер Неведения, дабы открыть для себя мир.
«Золотым яблоком» наши предки называли апельсин, – продолжал Бесстрашный, выдержав долгую драматическую паузу. – Вот почему апельсин считается
Он выплюнул последние слова с таким отвращением, что его тигр оскалил клыки и злобно зарычал. Блэз без чувств свалился с банкетки.
Офелия спросила себя, известно ли Бесстрашному о существовании Бога, как было известно о нем Матушке Хильдегард. Она уже собралась задать ему этот вопрос, но вовремя прикусила язык, вспомнив, почему находится здесь. Абсолютно все, что сейчас говорилось в ложе Бесстрашного, могла узнать Медиана, вздумай она еще раз покопаться в памяти Офелии.
Девушка решительным жестом откинула конец тюрбана, скрывавший ее лицо, и посмотрела Бесстрашному прямо в глаза:
– Вы хотели знать причину нашего появления здесь? Я скажу вам правду: мне приказали наведаться сюда, понаблюдать и послушать, а потом доложить, что тут происходит. Но даю вам честное слово: месье Блэз тут совершенно ни при чем. Поэтому предлагаю покончить с признаниями и мирно разойтись. А вообще-то, – добавила Офелия, призадумавшись, – вам следовало бы сменить адрес вашего кафе-театра.
Бесстрашный долго молча смотрел на нее, сидя по-турецки на приемнике, потом откинул назад голову и разразился таким гомерическим хохотом, что стекла в рамках фотографий разлетелись вдребезги.
– А тебе не пришло в голову, что мне гораздо проще натравить на вас моего тигра, чем отпустить? Меня зовут Бесстрашным-и-
– Но… я думала… Матушка Хильдегард… донья Имельда… – пролепетала Офелия.
– Нет, серьезно, чего ты ждала? Что я открою тебе объятия, типа «друзья моих друзей – мои друзья»? Когда же ты вырастешь, пигалица?
Бесстрашный разом утратил все свое благодушие. Теперь он разглядывал Офелию с нескрываемым презрением. В этот миг перед ней был не кумир толпы, не пламенный оратор с громовым голосом. И уж тем более не тщедушный лысеющий человечек. Он показал свою третью ипостась, не имеющую ничего общего с первыми двумя.
Теперь перед ними был зверь, сделавший страх окружающих своим союзником.
Он вынул из-за пазухи два входных билета в кафе-театр.