— Петя, надо идти, — потребовала Таня.
— Не хочу, — буркнул Государь.
— Петя, я тебе сколько раз говорила не курить! От тебя несет табачищем, как от сапожника...
— Петр Первый, например, курил, — обиделся Петя, — И был при этом Императором.
— Господи! — Таня закатила глаза, — Петя, послушай, ты не Пётр Первый... Ты Александр Рюрикович! Вот в чем дело! А Саша не курил! Ты ломаешь своими ароматами табака всю нашу легенду. Ты сам шатаешь корону на своей голове!
— Ну да, шатаю... — обиженно протянул Петя, — Легенды, короны... А зачем мне все это, м? Меня вы спросили? Это не моя жизнь.
Таня уставилась на брата, потом медленно перевела взгляд на Исцеляевского:
— Он опять пил?
— Ни в коем случае, госпожа, — Исцеляевский тут же отвесил поклон, — Его Величество не пьет уже месяц. Ни капли. И ничего не употребляет. Я бы заметил, если бы он...
— Да ты даже пачку сигарет за зеркалом заметить не смог, тупой ты баран, — пробурчала Таня, потом обратилась к Рукоблудову, — Ты тоже хорош. Почему Его Величество до сих пор не одет?
— Так он не хочет, госпожа канцлер, — Рукоблудов растерянно завертел головой, как будто от этого движения одежда должна была сама запрыгнуть на тело Императора.
Таня метала свой взгляд по комнате, как Зевс метает громы и молнии, собравшиеся здесь мужики явно струхнули. Впрочем, канцлера Пушкину все боялись. Её власть в Империи была почти абсолютной, решающее слово во всех вопросах было именно за ней.
Разве что Императрица Луиза Таню недолюбливала, и при её появлении неизменно надувала губки, становясь при этом надменным выражением личика похожей на древнеримскую статую.
— Что с моим братом? — продолжила Таня пытать Исцеляевского.
— Я уже два раза сказал, — обреченно сообщил Исцеляевский, — Он здоров. Он не пьян. Не под наркотой. Я лично полагаю, что у Его Величества депрессия. И экзистенциальный кризис. А я такое лечить не умею. Ему нужен психиатр. А то и священник.
— Хех, в прежние времена тебе бы вырвали язык за такие слова о Государе, — хохотнул Пушкин, — Подумать только, посылает в дурку самого Императора...
— Ты вообще заткнись, муж, — бросила Таня Пушкину, — Говорить будешь, когда я дозволю. Но раз уж ты решил открыть рот — то два вопроса к тебе. Во-первых, где триста миллиардов рублей?
— Триста миллиардов чего... — Пушкин побледнел.
Таня явно попала в точку своим вопросом.
— Триста миллиардов рублей, которые были выделены на реконструкцию Парижа после войны с Либератором, — безжалостно произнесла Таня, — Где они? В Париже денег не получили. А шли деньги по твоему ведомству.
ebooksa