Не оглядываясь

Несколько успокоившись, Ивана переоделась в домашнее платье, поскольку равно осуждала и тех, кто не переодевается дома, и тех, кто ходит по дому в халате, поужинала яблоком и гренками, сварила себе кофе в турке на одну персону и устроилась за столом в гостиной – с кофейной чашечкой под рукой и с блокнотом для эскизов. Час спустя по бумаге важно расхаживали шоколадницы – без головы, но с подносами в руках; на всех корсеты со шнуровкой, на некоторых – фартуки с оборками, еще один фартук отдельно повис в белом воздухе. Тут же на страничке она аккуратно, в столбик, расписала примерные суммы расходов – материя на платье – столько-то метров, такая-то стоимость, на нижние юбки – столько-то, такая-то стоимость; фартуки – желательно из нейлона, фурнитура и так далее…

Работа эта, размеренная и спокойная, хотя и требовала сосредоточенности, была приятна, поскольку создавала впечатление, что жизнь можно направить в верное русло посредством нехитрых подсчетов. Потому Ивана какое-то время не обращала внимания на звонки, доносящиеся из коридора.

Потом все-таки спохватилась, встала так резко, что повалила венский стул с лебединой гнутой спинкой. Иване редко кто звонил, разве что Каролина, но Каролина как раз в это время обычно растирала маме спину, прежде чем уложить ее спать. А вдруг это Анастасия? Просто смылась со своим Ладиславом, как полицейский и намекал, втихую, чтобы за комнату не платить, а теперь звонит сказать, что все в порядке. Тогда она, Ивана, и впрямь повела себя как суетливая дура.

Но, когда Ивана сняла трубку и торопливо сказала: «Да!» – на том конце провода ей ответом было молчание, не глухое, а как бы наполненное шевелящимся дальним эхом.

– Да? – повторила Ивана чуть задыхаясь. – Говорите, я слушаю!

Молчание…

– Анастасия?

Молчание.

– Ладислав?

Там, далеко, кто-то швырнул трубку на рычаг. Или просто прервалась связь…

Покачав головой, Ивана вернулась к столу, попутно утвердив стул на место, и замерла – папины очки, старые, в коричневой, почти непрозрачной оправе, дужка перехвачена черной ниткой, опять лежали на крышке пианино.

Мертвые привязаны к своим вещам и кое-что могут. Это ведь не страшно, уговаривала она себя, это родные мертвые, они не могут сделать ничего плохого.

А все-таки при Анастасии такого не было…

Когда телефон зазвонил опять, Ивана уже не торопилась: аккуратно положила карандаш и отставила стул. Подождут, кем бы они ни были.

Телефонная трубка была теплая, словно Ивана положила ее на рычаг буквально миг назад.

– Слушаю вас, – сказала она сухо, – и если вы не прекратите хулиганить… нет-нет, это я не вам. Это кое-кто тут… не знаю кто. Звонят, а потом молчат в трубку. Погодите, что значит, это арест? Вы что, вообще, себе…

– Вот так всегда. Да не «арест»… Орест, – терпеливо сказали на другом конце провода. – Меня так зовут. Орест. Через «о», не через «а». Вы у нас сегодня были. Ну, в участке. По поводу пропавшей жилички.

– А! – Ивана сначала облегченно вздохнула, потом до нее дошло. – Что? У вас есть какие-то… новости?

– Можно сказать и так, – неохотно ответил человек по имени Орест.

– Плохие?