Никто не отозвался.
Я знаю, есть способы заглушить «болтушку», не то чтобы общеизвестные, но если в деревне нашелся кто-то с технической сметкой…
Она тихо всхлипывала у моего плеча; я не столько слышал, сколько ощущал, как она дрожит. Я обнял ее, прижал к себе, но она высвободилась, отползла на коленях куда-то в сторону, вернулась. Потом она взяла мои пальцы и что-то вложила мне в руку.
Металл был на удивление прохладным.
Она действительно меня боялась – иначе не стала бы прятать в подполе запрещенное, незаконное оружие. Наверное, купила где-то на черном рынке, дурочка.
Нас учили обращаться с оружием. На всякий случай.
Аргус прижимался к моему боку, он был очень горячий, ребра так и ходили.
Спокойней, сказал я ему на ухо, спокойней. Мы выберемся отсюда, и все будет хорошо. На озере прохладно, мы выкупаемся в озере, а потом пойдем лесом…
Он качнул головой. Понял? Не знаю.
Я не очень хорошо разбираюсь в человеческой психологии, особенно в психологии толпы. Ныряльщиков этому не учат – незачем. Но я угадал – вокруг дома больше не было ни одного человека. Что вы? Какой поджог? Мы все были дома. Как раз был этот любительский спектакль, ну вы же знаете, у нас театр… все до одного. Кто хочешь подтвердит.
Вода в озере была белая и теплая, как молоко. В камышах резко и коротко крикнула какая-то птица. Я взвесил в руке маленький пистолетик, такие еще называют «дамскими». Не самое удачное оружие.
Нет, все стихло…
Она плакала.
Я сказал:
– Ну что ты, что ты? Все уже закончилось.
На самом деле она потому и плакала. Стандартная реакция на опасность.
– Ну, подумаешь, разбили нашу «букашку». Тут до города не так уж далеко. Все в порядке.
– Я не… – она вытерла слезы ладонью, – я… прости меня. Я хочу сказать…
– Проехали.
Аргус сидел подле уреза воды, широко расставив лапы, поводя слепой головой, словно сканировал пространство. Я подумал, наверное, так оно и есть. Даже я до конца не знаю, на что он способен. Он способен учиться. Раньше он не знал, что такое люди. Теперь знает. Никто не может приблизиться к нам незамеченным.