Володя задумался, привычным жестом — надменно за дужку — поправил очки.
— Юр, вообще-то я вожатый… — начал было он.
— Тем более! Скажешь «разрешаю» — и нет проблем.
— Ну не знаю… — протянул тот.
— Ну Володя! — весело воскликнул Юрка. — Ну не будь ты таким… таким Вололей(1). Там неопасно, если из лодки не выпрыгивать. Правда!
— А если выпрыгнуть? Акулы? Крокодилы?
— Пираты! А на самом деле просто водоросли. Много!
— И долго туда плыть?
Юрка повел плечами:
— Да минут десять. Может, пятнадцать…
— По такой-то жаре? — нахмурился Володя. Солнце в безоблачном небе и правда палило нещадно, а им предстояло плыть по неглубокой, но широкой, без единой тени реке. — Ну ладно. Но под твою ответственность! — всё-таки сдался он.
— Ответственность — моё второе имя, — хмыкнул Юрка.
Течение в этой части реки в самом деле было быстрым и сильным, а грести приходилось против него. Юрка кряхтел и пыжился, с непривычки долго подстраивался под нужный темп — всё же в последний раз он упражнялся в гребле год назад.
Какое-то время они плыли в полном молчании под мерный плеск вёсел о воду да шелест камышей. Справа раскинулся пологий берег, уходящий зелёно-жёлтым полотном вдаль, к ограде пионерлагеря. Слева высокий изрешеченный гнёздами ласточек берег устрашал крутыми обрывами, торчащими из песочных стен корнями деревьев, заболоченными отмелями и нависшим сверху лесом. Но высоты деревьев не хватало, чтобы отбросить на реку приличную тень, и Юрка, вдобавок ко всему махающий вёслами, жутко потел.
— Юр, я спросить тут хотел, — неуверенно нарушил тишину Володя. — Можно?
— Ну спрашивай, раз уж начал.
— Я кое-что слышал о происшествии в прошлом году. Ольга Леонидовна говорила, что с тобой плохо обошлись. В общем-то поэтому они решили взять тебя на эту смену — пожалели. Раньше я думал, что знаю не всё о том случае, а когда познакомился с тобой получше, понял, что вообще ничего об этом не знаю. Расскажи, что случилось и почему?
Юрка глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
— Да знаешь, отдыхал у нас тут один… хмырь. Тот самый, у которого батя номенклатурный, ну, который… Хм, тут придётся рассказывать с самого начала. Я же раньше учился в музыкальной школе при консерватории, мечтал стать пианистом… — Заметив, как от удивления округлились Володины глаза, Юрка опередил его вопросы: — …а не рассказывал, потому что не люблю даже вспоминать обо всём этом. Понимаешь… я очень любил пианино, я жить без него не мог. Нет, «очень» — не то слово, я фанатично любил. Всегда тянуло к клавишам, с самого детства.
Юрка сделал большую паузу, подбирая правильные слова. Он крепко задумался, как объяснить и как показать Володе, насколько музыка была для него важна. Что он не представлял без неё свою жизнь и не представлял без музыки самого себя. С раннего детства она всегда была с ним, сопровождала звучанием в мыслях, утешала, успокаивала, радовала, снилась каждую ночь и играла каждую минуту бодрствования. Юрка никогда от неё не уставал. Наоборот, в минуты тишины ему становилось тревожно, всё валилось из рук, он не мог сосредоточиться. Порой, чувствуя себя фанатиком — ничто кроме фортепиано его не волновало и не трогало, — Юрка пугался своей отчужденности от большинства людей. Он будто существовал в другом измерении, пытаясь понять, живёт ли музыка в нём или он живёт в музыке? Она ли сверкает внутри него крохотной, но жаркой звёздочкой или это он — внутри огромной, осязаемой только им одним вселенной?