Маша стушевалась.
— Да? Ну прости, просто вчера мне показалось… Не знаю, «просто друзья» так не переживают!
Володя покачал головой.
— Не согласен. Иногда дружба намного сильнее всякой там… — отчего-то он запнулся на слове «любовь», — ...всяких других уз. Ведь на самом деле у нас с Юрой только дружба и осталась — от того, что было тогда в лагере. Понимаешь?
— Ну да, наверное… Спустя столько лет… Любовь столько не живёт. — Она грустно вздохнула и подпёрла подбородок рукой.
В груди ёкнуло. Не то чтобы Маша сказала нечто новое, Володя и без неё это прекрасно понимал. Но сама мысль, что любовь действительно не может пережить двадцать лет разлуки, причиняла боль.
— Ну что ты скуксился… Володь, да ничего страшного. Ты же поедешь к нему, может, ещё наверстаете...
— Он тебе даже о поездке рассказал?
Маша передёрнула плечами.
— Ну да, так, между криками о том, чтобы я срочно ехала тебя спасать.
Они молча допили чай, Володя отнёс кружки в раковину, зевнул.
— Как у тебя, кстати, дела с Димой? Не ссоритесь?
Маша насупилась, неопределённо мотнула головой — непонятно, то ли «да», то ли «нет».
— Что? — переспросил Володя.
— Ну так себе… Повздорили немного. У него характер, знаешь, вспыльчивый, весь в отца. Ничего, отойдёт.
— Это понятно. А из-за чего?
— Та… — Она махнула рукой.
Володя не горел желанием лезть в их отношения. Но Машина забота пробуждала в нём желание помочь. Подсказать ей что-нибудь, пусть даже если и не послушает.
— Маша, точно ничего серьёзного? — снова уточнил он.
— Да правда, Володь! — воскликнула она, но в её голосе слышалась вина. — Ну ляпнула сгоряча, что это у него подростковое и скоро пройдёт. Ну он опять обиделся… — Она сложила руки на груди и сильно напомнила Володе саму себя в юности. — Ну я что, не права, что ли? Перерастёт он всё это и забудет как весёлое приключение.