Лунный жаворонок

22
18
20
22
24
26
28
30

– Искал тебя. – Он достал из стола еще одну газету и показал Софи статью с обведенной фотографией. Фотографией Софи.

– Вы не знаете, кто вам это прислал? – спросила та.

– Есть пара догадок. Волноваться не о чем.

– Вы постоянно так говорите, – в ее голосе чувствовалось раздражение.

– Потому что так и есть.

Софи вздохнула:

– Ладно, если выясните, может, поймете, как репортер обо мне узнал. Мои родители ужасно расстроились.

Алден печально взглянул на нее, и у нее заболело сердце.

– Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, – сказала она, когда Алден уже открыл рот. Ей нужно было произнести это самой. Только так она сможет пережить это. – Вы хотите сказать, что я им не родная. – В груди заныло, едва слова сорвались с губ, словно вместе с ними она лишилась части себя.

– Да, я хотел это обсудить, – по его лицу скользнула тень. – Но на самом деле нам нужно поговорить о том, почему ты больше не сможешь с ними жить.

Слова поплыли в ее голове, совершенно бессмысленные.

Алден подошел к ней и, опершись о кресло, взял за руку.

– Мне очень жаль, Софи. Мы еще никогда с таким не сталкивались, и идеального решения нет. Ты не сможешь вечно скрывать свои способности, особенно когда они станут сильнее. Рано или поздно кто-нибудь заподозрит, что ты другая, а мы не можем этого допустить – и ради твоей безопасности, и ради нашей. Совет узнал, что ты существуешь, и они приказали тебе переехать сюда. Немедленно.

С каждым словом Софи бледнела все сильнее.

– Ох…

Простой выдох не выразил ее чувств, но она не знала, что можно сказать. Часть ее отказывалась верить Алдену – отказывалась принять невозможное. И той же части хотелось пинаться, кричать и рыдать, пока ее не вернут домой, к семье.

Но делать этого не позволял тоненький голосок разума.

Где-то глубоко-глубоко внутри – под страхами, под болью, под тоской – она понимала, что он прав.

С пяти лет каждый ее день проходил в бесконечном страхе быть раскрытой. И она не знала, сколько еще так продержится. Головные боли от чужих мыслей становились почти невыносимыми, и если они усилятся…

Что уж говорить об одиночестве. Рядом с родителями она чувствовала себя чужой. У нее не было друзей. В человеческом мире ей не было места, и она устала делать вид, что это не так.