В помещении было прохладно и тихо. Наконец ему удалось найти маленькую вертлявую женщину лет сорока – единственную живую душу в этом храме книг.
Он предъявил удостоверение, достал из кармана фотографию пропавшей ("последней пропавшей", – сказал он про себя) Надежды Павловой и спросил женщину:
– Вы не видели вчера эту девушку?
Женщина взглянула на снимок и отрицательно покачала головой.
– Нет. Я вчера ушла рано, около четырех. Может быть, Владимир Игоревич ее видел? Он оставался здесь до самого закрытия, до восьми.
– Владимир Игоревич? Это кто?
– Он – наш хранитель. Владимир Игоревич Демьянов.
– Вот как, – у Стратонова еще оставалась последняя надежда. – Скажите, могу я его видеть?
Женщина пожала плечами. Ее маленький рот, накрашенный ярко-алой помадой, сложился в одну точку.
– К сожалению, его пока нет. Он задерживается. Я ума не приложу, что с ним могло случиться. Обычно он такой пунктуальный. За все девятнадцать лет, что я здесь работаю… – женщина осеклась. Такой продолжительный срок работы мог означать только одно – что она гораздо старше, чем кажется на первый взгляд. Она недовольно поджала губы – еще одна гримаска, теперь ее рот напоминал алое "тире" – досадуя на собственную оплошность, и продолжила, – он не опаздывал ни разу. Наоборот, приходил раньше всех…
– Хорошо.
Стратонов некоторое время раздумывал, стоит ли ему ждать неизвестного хранителя. Воображение нарисовало ему стандартный образ – лысый сгорбленный старичок, чьи глаза многократно увеличены толстыми линзами в роговой оправе. Наверняка одинокий и, как все по-настоящему одинокие люди, помешанный на своей работе.
– Я зайду попозже, если не возражаете.
– Конечно, – новая гримаска. Косая ухмылка. Яркий ротик – как яйцо Фаберже: острый конец справа, тупой – слева. И два пожелтевших зуба со следами помады. – Заходите, угощу вас чаем.
Стратонов очень остро ("видимо, я все же озабоченный…") реагировал на любые проблески женского внимания к своей персоне. Он услышал, как сам собой, независимо от его воли, изменился его голос. Он звучал немного приглушенно и с какими-то похотливыми модуляциями.
– Конечно. Буду очень рад.
Он пошел по огромному залу к выходу и все время чувствовал на своей спине ее липкий взгляд, который, безусловно, отнес на счет своего мужского обаяния.
Стратонов осторожно притворил за собой тяжелую дубовую дверь с медным кольцом и, обогнув фонтан, побрел по дорожке, усыпанной мелким хрустящим гравием.
Впереди, по правую руку, показались густые кусты акации с желтыми, словно маленькие огоньки зажигалки, цветками. В детстве Стратонов очень любил срывать маленькие темно-зеленые стручки, аккуратно потрошить их и ломать посередине, делая таким образом немудреную пищалку. А может, гуделку.
Старые, почти двадцатилетней давности, воспоминания настолько увлекли его, что он не заметил легкий шорох, донесшийся из-за кустов. Поэтому он оказался не готов, когда неожиданно сильная рука ухватила его за ворот пиджака и потащила вглубь зарослей, а вторая, не менее сильная, зажала рот, лишая возможности дышать и вообще – издать хоть какой-нибудь членораздельный звук.