– Давай попробуем, – ответила Софи, и когда Флори встала перед ней, ожившая надежда согрела ей душу.
Крохотная гномка прижала левую ладонь к перевязи, а правой потянулась к лицу.
– Можно? – спросила она, не касаясь кожи.
Софи кивнула, и Флори приложила ладонь к её правой щеке, легонько поглаживая висок пальцами, словно колышущейся на ветру веточкой.
– Вот сюда тебя ранили, да? – прошептала Флори.
У Софи в горле встал такой огромный ком, что она не смогла выдавить «да» и только кивнула.
– Они не понимают, какая ты сильная, – сказала Флори. – Но боюсь, что ты сама об этом забыла. Может, я смогу напомнить.
Она закрыла глаза и, покачиваясь в такт какому-то внутреннему ритму, запела нежным голоском на таком древнем языке, что многих слов Софи разобрать не смогла и уловила лишь общий смысл. Протяжные слова струились словно мёд, мало-помалу проникая внутрь, наполняя сердце теплом и энергией, от которой кровь бодрее побежала по жилам.
Песня не была ни весёлой, ни особо нежной.
Она была серьёзная, пронзительная и трогательная.
Песнь неистовой бури.
Призыв воспрянуть духом и собраться с силами.
Последняя нота повисла в воздухе, хрупкая, совершенная, которую никто не осмелился перебить. Только тогда Софи поняла, как притихли все вокруг.
Она подняла глаза и заметила, что все смотрят не на неё, а на Флори. Даже во взгляде Бо мелькнуло удивление. А Тарина так часто моргала, что, похоже, пустила слезу… с её лоснящейся кожей трудно было разобрать.
У Элвина так перехватило горло, что он не сразу смог выговорить:
– Ну как, помогло?
– Не знаю, – призналась Софи, растопыривая непослушные пальцы.
Вместе с затихшей песней пропало и бодрящее тепло.
Но энергия внутри… осталась.
А слабость, кажется, немного отступила.